Шрифт:
– Галактион Михеич, неужели это правда, что рассказывают про старика Малыгина?
– Я, право, в его дела не вмешиваюсь, Устенька.
– Значит, это неправда, что вы взяли деньги у Харитины?
Галактион почувствовал, что вдруг покраснел, как попавшийся школьник.
– А вам для чего это знать, Устенька?
– Да я так… Ах, не делайте этого, Галактион Михеич! Она нехорошая…
Эта сцена не выходила из головы Галактиона всю дорогу, пока он ехал к себе на Городище. Он опять краснел, припоминая умоляющее выражение лица Устеньки. Какая она славная девушка, хотя и говорит о вещах, которых не понимает. Да, значит, уже целый город знает о деньгах Харитины… И откуда только такие вести берутся? Он сам никому не говорил ни одного слова и был уверен, что Харитина тоже никому не проговорилась. Она не болтушка. Вероятно, добрые люди сообразили, что Харитине некуда было девать своего наследства.
«Э, не все ли равно?» – решил Галактион.
Ему было обидно только то, что Устенька назвала Харитину нехорошей. За что? Ведь Харитина никому не сделала зла, кроме самой себя.
Именно под этим впечатлением Галактион подъезжал к своему Городищу. Начинало уже темниться, а в его комнате светился огонь. У крыльца стоял чей-то дорожный экипаж. Галактион быстро взбежал по лестнице на крылечко, прошел темные сени, отворил дверь и остановился на пороге, – в его комнате сидели Михей Зотыч и Харитина за самоваром.
– Ну, принимай дорогих гостей, – проговорил Михей Зотыч. – Незваные-то гости подороже будут званых.
– Я рад, папаша…
– Я и Харитину захватил, – шамкал старик. – Одному-то скучно ехать, а она все равно без дела у тятеньки сидит. Вот и поехали.
Харитина была смущена и смотрела на Галактиона виноватыми глазами. Она чувствовала, что он недоволен ее выходкой, и молчала. Галактион тоже поздоровался с ней молча.
Старик Колобов был как-то необыкновенно весел и все время шутил с Харитиной.
– Ну, что же ты молчишь-то, а еще хозяин? – спрашивал он Галактиона. – Разве гости плохи? Вместе-то нам как раз сто лет, Харитинушка. В самый раз пара.
Вечером старик улегся, по обыкновению, спать рано. Галактион и Харитина сидели в конторе одни.
– Что ты и в самом-то деле надулся, как мышь на крупу? – говорила она.
– Этак я и домой завтра уеду. Соскучилась без тебя, а ты…
– Послушай, я не пойму, как это тебя угораздило вместе с отцом приехать сюда?
– А так… Он приехал прямо за мной, а я села и поехала. Тошнехонько мне, особенно по вечерам. Ты небойсь и не вспомнишь обо мне.
– Вот немного устроюсь, тогда…
– Что тогда? А знаешь, что я тебе скажу? Вот ты строишь себе дом в Городище, а какой же дом без бабы? И Михей Зотыч то же самое давеча говорил. Ведь у него все загадками да выкомурами, как хочешь понимай. Жалеет тебя…
– Он?
– Да, он… А ты как бы думал? Старик без ума тебя любит. Ты его совсем не знаешь… да. А мне показалось…
Харитина так и не досказала, что ей показалось.
На другое утро Михей Зотыч поднялся чем свет и обошел все работы. Он все осмотрел, что-то прикидывал в уме, шептал и качал головой, а потом, прищурившись, долго смотрел на реку и угнетенно вздыхал.
– Ну что, папаша, как вы нашли мою пристань? – спрашивал Галактион.
– Купец в лавке хвалит товар, сынок, а покупатель дома… Ничего, хорошо… Воду я люблю, а у тебя сразу две реки… По весне-то вот какой разлив будет… да.
– В половодье-то я из Заполья вашу крупчатку повезу в Сибирь, папаша, а осенью сибирскую пшеницу сюда буду поставлять. Работы не оберешься.
– Да, да… Ох, повезешь, сынок!.. А поговорка такая: не мой воз – не моя и песенка. Все хлеб-батюшко, везде хлеб… Все им держатся, а остальное-то так. Только хлеб-то от бога родится, сынок… Дар божий… Как бы ошибки не вышло. Ты вот на машину надеешься, а вдруг нечего будет не только возить, а и есть.
– Вот тогда-то и будет хорошо: где много уродится хлеба, откуда его и повезем. Всем будет хорошо.
– Так, так… То-то нынче добрый народ пошел: все о других заботятся, а себя забывают. Что же, дай бог… Посмотрел я в Заполье на добрых людей… Хорошо. Дома понастроили новые, магазины с зеркальными окнами и все перезаложили в банк. Одни строят, другие деньги на постройку дают – чего лучше? А тут еще: на, испей дешевой водочки… Только вот как с закуской будет? И ты тоже вот добрый у меня уродился: чужого не жалеешь.
– Это уже дело мое, папаша, у вас я, кажется, еще не просил ничего.
– Не дам, ничего не дам, сынок… Жалеючи тебя, не дам. Ох, грехи от денег-то, и от своих и от чужих! Будешь богатый, так и себя-то забудешь, Галактион. Видал я всяких человеков… ох, много видал! Пожалуй, и смотреть больше ничего не осталось.
Больше всего старик поразил Галактиона своим отношением к Харитине. Она проспала чуть не до десяти часов, и Галактион несколько раз хотел ее разбудить.
– Оставь… Не надо, – удерживал его Михей Зотыч. – Пусть выспится молодым делом. Побранить-то есть кому бабочку, а пожалеть некому. Трудненько молодой жить без призору… Не сладко ей живется. Ох, грехи!..