Вдруг Артур Михайлович сел за стол и сразу, без перехода, угрюмо сказал:

– А все-таки одновременно ты глуп, Юлий. Ведь пытались же раньше, без всякой науки, одной черной магией – средство-то больно мощное. Ты хоть и не так образован, но должен знать…

– И что?

– «И что?» – мрачновато передразнил Крушуев. – А то, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке, тем более бесплатное бессмертие. Ты что, дьявола перехитрить захотел? Даже при науке мы будем зависеть тогда от него, платить надо будет по большому счету. Это тебе не гены, не атомы – с ними можно делать почти все что хочешь. У него своя воля, своя линия, и он, как всегда, над нами насмеется… Никакой зависимости, никаких чертей! Мы, человечество, должны добыть бессмертие собственными силами. Только так.

И Крушуев стукнул кулаком по столу. Пролилась рюмка водки.

– А вдруг не получится? – тревожно спросил Юлик.

– Не получится, значит, мы обречены. Опять появятся мессии, будды, богочеловеки, мистика, истерия и так далее, снова весь этот круговорот.

– И не говори, Артур, не говори! – слезливо вякнул Юлий.

– Хотя тут и без бессмертия есть один вариант… Но молчу, молчу, – прошипел Крушуев.

– Не доверяешь? – вспыхнул Юлик.

– Доверяю. Но ты не вместишь, – холодно осадил его старик.

Помолчали. Юлик расстроился. Попросил кока-колы или чего-нибудь американского. Старик нехотя принес.

– Ладно, ладно, – наконец задумчиво произнес Крушуев. – В утешение могу тебе сказать, что ты все-таки пророк. Союз человечества и дьявола возможен, но в несколько отдаленном будущем. До этого человечеству еще надо дорасти. В таком виде, в каком оно сейчас, думаю, ни для Бога, ни для чертей оно никакого интереса не представляет. Так, насекомые.

Юлик обиделся за себя.

– Обижаешь, Артур.

– Интерес у дьявола может возникнуть, когда человечество станет действительно сильным, в науке, в воле, в магии, во всем… И интерес возникнет, конечно, не к отдельным личностям, тоже мне боги, – фыркнул Крушуев, – а к человечеству в целом. Как к своему союзнику. Дашь на дашь. Он нам физическое бессмертие, даже если относительное, но все же… они ведь это могут, сами-то ведь – какая мощь, для них этой проблемы нет… А мы им союзничество в общей космической борьбе, в раскладе вселенском. Тогда, наверное, не побрезгает. Раз мы будем сильны, то не обманет, да и помощь понадобится.

– Религии будут сопротивляться, Артур, – пожаловался Юлик, и потом вдруг разъярился, стукнул кулаком о чашку.

– Цыц! Попы?! Тоже мне! – презрительно ответил Крушуев. – Да я изъездил полмира, знаю их. Некоторые из них и сейчас на наше дело готовы, тепленькие… Да и на деньги падки. Многие из них глупы, а к тому времени еще более поглупеют. Дьяволу их ничего не стоит обмануть: и при всех своих догмах, и при всех своих традициях прекрасно пойдут за ним, думая, что идут за Богом. Подмену при таких легко совершить. Ну, может быть, какие-нибудь отдельные настоящие, духовные поймут в чем дело, зашевелятся, но они не в счет. Их будет мало, изолируем или уничтожим. Все человечество получит то, чего хочет. Дьявол станет с ним, с человечеством, рядышком.

– Ну это еще когда будет, – горько вздохнул Юлик. – Мы не доживем, даже если заморозимся или продлимся как-то в двадцать первом веке… от твоих слов запьешь только, Артур, – проскулил он.

– Ничего, ничего, – Крушуев встал и добродушно похлопал Юлика по плечу, – поэтому запомни: нам надо на себя только надеяться. Никаких чертей, понял?!. Полагаемся только на человеческий разум. На свет его и добро. Ты же слышал об эпохе Просвещения?

– Небось.

– Ну так вот: беседа окончена. А завтра с утра приедешь ко мне на дачу для конкретного разговора, задание дам.

Юлик оживился, грусть прошла.

– А вот тебе и денежки, аванс. Идея идеей, а жрать-то надо, – и Крушуев передал ему увесистую пачку, – к тому же, ты ведь воробышков любишь кормить, не так ли?

– И голубков тоже.

– Тебе этих баксов на всех хватит. И на себя.

На этом простились.

На следующий день Посеев сел в ободранную электричку, чтобы вовремя прибыть на дачу Крушуева.

В вагоне было мало народу, но это не смутило Юлика. Он быстро огляделся, не зная, куда убрать руки. У него, огромного, была привычка разговаривать с самим собой, бормотать под нос, как будто он родился стариком. Но на этот раз, испугавшись своего бормотания, он замолчал и стал думать:

«Это легко определить, когда пророк или иной бестия проявил себя… Как тот, девятнадцатилетний, которого я удавил… А в ином случае, без прямовидящих, без Зори, к примеру, – трудно… Когда еще не проявил… А ты попробуй без Зори, попробуй просто так… посмотри в глаза и узнай: бог он или человек. Если бог – надо придушить. Так-то, Юлик. Вот взгляни строго в глаза людей вокруг, в вагоне… А что если испытать?»

И Посеев стал вглядываться. Потом даже соскочил с места и пробежался по вагону, махая руками. Вернулся ошалелый. Почти все в вагоне показались ему загадочными. «Пося (Крушуев ласкал его этим именем, и он сам любил так называть свою персону), Пося, значит что, всех их надо придушить?» – подумал он.