Шрифт:
Первое из них предпочитают употреблять поэты, обращающиеся в своих стихах к античным временам.
Итак, на протяжении многих тысячелетий — «Леман»; это имя и сегодня предпочитают многие французы и франкоязычные швейцарцы. В течение 15 веков — «Лозаннское озеро», теперь сие название можно обнаружить лишь в книгах и на картах того времени. Четыре века назад появилось «Женевское озеро», как и предпочитают ныне именовать его во всем мире.
Как и любой крупный водоем, озеро издревле влекло к себе людей: неисчерпаемые запасы питьевой воды и пищи — рыба и водоплавающая птица, дичь и звери в окружающих лесах. Пять с половиной тысяч лет назад на его берегах появились первые поселенцы. Люди сооружали жилища на трехметровых сваях, стараясь обмануть своенравное озеро, периодически наступавшее на сушу...
В XVII веке здесь был создан настоящий флот для защиты Женевы от французов. Причем его постройка связана с одним из тех, кому дала приют гостеприимная швейцарская земля, где издревле уважали чужое несчастье. В то время во Франции развернулись жестокие гонения на протестантов, и на протяжении столетия оттуда в Швейцарию прибыло около 60 тысяч беженцев.
Среди них — мореплаватель Дюкен. Как бы отдавая долг приютившей его стране, он возвел порт в городке Морж, где базировались построенные под его руководством галеры. Это были 12-весельные, рассчитанные на 24 гребца суда длиной 21 метр, вооруженные тремя пушками и шестью двойными аркебузами; помимо экипажа, галеры могли вместить 400 пехотинцев.
Времена, когда озеро скорее разделяло, нежели объединяло французов и швейцарцев, когда за него велась нескончаемая борьба, давно ушли в прошлое. Оно сыграло историческую роль в заселении региона, в котором сейчас живет полтора миллиона человек. Ныне на его просторах — иные суда, не столь грозные, но весьма быстрые и элегантные.
Белоснежная многопалубная «Лозанна» выглядела левиафаном, заплывшим в гущу стаи летающих рыб — колышущихся на воде яхт с разноцветными парусами-плавниками. Сегодня самое большое на Женевском озере судно превратилось в плавучую трибуну для почетных гостей знаменитейшей международной парусной регаты «Золотая чаша».
В прошлом году она проводилась уже в 59-й раз и собрала свыше двух тысяч яхтсменов из Швейцарии, Германии, Италии, Франции, Англии, Австрии и Венгрии.
Хозяева пригласили нас в закрытый салон с огромными окнами, которые позволяли следить за престижными драматическими гонками. Но с верхней палубы озеро смотрелось гораздо лучше.
Выстроившиеся в несколько линий пять с половиной сотен разнокалиберных яхт были готовы ринуться в бой. «Тяжелая артиллерия» — двухкилевые катамараны и трехкилевые тримараны с большими, стального цвета, парусами составили первый ряд, поскольку ясно было, что они сразу уйдут в отрыв.
Между парусниками носились служебные глиссеры, в воздухе барражировали вертолеты, поднялось с полдюжины огромных разноцветных монгольфьеров, между ними завис напоминающий гигантскую раскормленную рыбу рекламный дирижабль газеты «Матэн».
Пушечный выстрел скорее обозначил старт гонки, чем послужил ее началом: внезапно воцарился полный штиль.
Однако со временем ветер на озере набрал силу. Солидные тримараны, как и ожидалось, вырвались вперед, ловя порывы ветра огромными парусами. Сзади пестрели всеми цветами радуги сотни средних и совсем крошечных яхточек. А скоро на озере поднялся настоящий шторм. Небо затянуло облаками, неистово дул ветер.
Один из катамаранов накренился, почти касаясь воды плоскостью парусов. Перевернулась яхта, и команда кое-как примостилась на се бортике. Мимо прополз буксир, таща на тросе яхту со сломанной мачтой. Только что в пресс-релизе я прочитал, что четыре года назад неистовые порывы ветра привели единственный раз в истории гонок — к человеческим жертвам...
Конечно, для нашей «Лозанны» 5-бальный шторм был не страшен, но яхтсменам сильно потрепал и паруса, и нервы.
...Через 6 часов 54 минуты, около двух часов не дотянув до показанного в 1993 году рекордного времени, один из тримаранов, сделав 150-километровый круг, первым добрался до финиша. Ему и будет вручена Золотая чаша.
В последний раз в Женеве мне довелось жить, наверное, в самом красивом месте города — на набережной Монблан. Через дорогу — гладь озера с вырывающимся прямо из его середины немыслимым 140-метровым сталагмитом — самой высокой в Европе фонтанной струей.
Справа на холме хорошо видна базилика Св. Петра: возвышающийся над нагромождением башен зеленый готический шпиль, некогда презрительно прозванный женевцами «сложенным зонтиком», но затем, как и Эйфелева башня парижанами, принятый и любимый.
А пройти по набережной — будто пролистать справочник «Кто есть кто в России» за два последних века.
В двух шагах, в отеле «Де Берг» целый этаж (по местному — первый, по нашему — второй) занимал уже пробужденный декабристами Герцен. За углом дом, где с молодой второй женой жил Достоевский. Семью постигла трагедия: умерла их трехмесячная дочь, похороненная на одном из городских кладбищ.
В память о пребывании в городе создателя «Войны и мира» одна из улиц названа именем Толстого. Некоторое время назад на одном из домов на улице Гран была открыта памятная доска, свидетельствующая, что в конце XVIII века здесь пять месяцев жил историк и писатель Карамзин.