Из-за боли в горле мне было трудно глотать, и я выпила только лекарство, от которого погрузилась в полузабытье. Но так было даже лучше — физическая слабость позволила на время забыть о сердечном разочаровании.

Все то время, что я болела, я продолжала оставаться у Тристана.

Однажды вечером мы лежали рядом, и мое тело, разгоряченное лихорадкой, соприкасалось с его телом. Он предложил мне положить голову ему на плечо, но не стал ласкать меня. Так или иначе, я была не в том состоянии, чтобы предаваться любви. Во сне я по-прежнему видела его лицо, его улыбку. Я ждала, что он приблизится ко мне, но в этот момент увидела, как он протягивает руку к другому мужчине. Этот сон повторялся множество раз, но все время обрывался еще до того, как я успевала разглядеть лицо его любовника.

Несколько дней спустя я все еще продолжала оставаться в постели, когда кто-то позвонил в дверь. Потом звонок раздался снова, и я поняла, что Тристан куда-то ушел, оставив меня одну в квартире. Еще не было полудня, и я не представляла себе, когда он вернется. Однако незнакомый визитер продолжал звонить, как будто знал, что я здесь. Наконец я открыла.

— Привет. Можно войти?

Я с первого взгляда поняла, что это тот самый «друг». Высокий, идеально сложенный, с кожей темно-янтарного оттенка и певучим акцентом. Он стоял, прислонившись к лестничным перилам, и его непринужденная поза уже была сама по себе искусством.

— Тристана нет дома.

— Ничего страшного. Я просто хотел оставить у него сумку, чтобы не таскать ее с собой целый день. Я вернусь за ней вечером.

Он шагнул к двери, и я ощутила кошачий магнетизм, окружавший его, словно некая аура.

— Я — Анджело, — сказал он. — А ты — Юка, ведь так?

Оказывается, он даже знал, как меня зовут. В сущности, он ничуть не удивился, обнаружив меня в одиннадцать утра в квартире Тристана.

— Ты, кажется, болеешь? — добавил он. — Извини, что побеспокоил.

Несмотря на то что я знала о пристрастиях Анджело, его вежливость и обаяние тронули меня.

Он поставил на пол свою спортивную сумку и попросил у меня разрешения освежиться. Сквозь полуоткрытую дверь ванной я видела, как он стянул свитер, потом ополоснул лицо и торс. Его тело излучало неотразимую притягательность. Выпрямившись, он заметил в зеркало, что я за ним наблюдаю, и улыбнулся. Мною овладело странное ощущение. У нас с ним не было ничего общего, однако мы были сообщниками, делившими общего любовника. Один лишь этот нелепый факт стирал все различия между нами.

— Ты знаешь, — сказал Анджело, выходя из ванной, — если тебе нужен Тристан, если ты хочешь его видеть, то я не собираюсь тебе мешать.

Такая искренность была выше всякой ревности, всякого соперничества. Я не почувствовала в его тоне ни единой нотки высокомерия или снисходительности.

— Выздоравливай. До скорого! Чао!

И он легко сбежал вниз по витой лестнице, словно вспархивающая бабочка.

Мне уже не хотелось возвращаться в постель.

Едва лишь я оделась, вернулся Тристан, нагруженный провизией.

— Анджело только что приходил, — сказала я.

— Но тебя никто не заставляет сразу же уходить.

Я чувствовала себя выздоровевшей, и бездействие меня угнетало. Тристан предложил мне чашку чая, чтобы ненадолго удержать.

— Ты говорила с Анджело?

— Да, но он торопился. Ты знаешь, он произвел на меня приятное впечатление.

Тристан улыбнулся мне, как подросток, смущенный комплиментом.

— Ты не хочешь пойти на его спектакль? Его труппа выступает в эту субботу в Монтрей. А потом можно будет выпить по стаканчику.

Я с радостью приняла приглашение.

После долгих дней без движения голова у меня немного кружилась, ноги подкашивались. На улице я чувствовала себя странно. За последнюю неделю сильно потеплело, небо прояснилось. Это был как будто совсем другой мир.

Спустившись в метро, я увидела на стенах афиши новых фильмов — «Спасайся кто может» Годара и «Мой американский дядюшка» Алена Рене. Оба эти режиссера были представителями «новой волны», которая оказала косвенное влияние на мой приезд во Францию.

Скорый выход этих фильмов показался мне счастливым предзнаменованием. Я ощутила прилив энергии, мое лицо просветлело. Другие пассажиры в метро тоже улыбались — казалось, им передается мое хорошее настроение.

Мoe анорексическое состояние оставалось без изменений в течение многих лет. Я почти ничего не ела, чтобы сохранить свой «вес пера», и действительно не прибавила ни килограмма, но в обмороки больше не падала. Окружающие понемногу привыкли к моей худобе. Я всегда чувствовала себя непохожей на других, но теперь это меня больше не беспокоило.