Он и сам не знает, что ему нужно. А как Элоиз на это прореагирует? Он задумчиво потер затылок.

Внешне она была спокойной, казалось, она держит себя в руках. Почему же у него возникло такое неудержимое желание защитить ее, закрыть от горьких ветров жизни и сделать все, чтобы ей было хорошо?

Элоиз обхватила себя руками, чтобы успокоиться. Он чувствовал, как ей трудно. Сколько отваги ей потребовалось, чтобы еще раз приехать в аббатство!

Лоренс явно радовался своей неожиданно обретенной дочери. Но Белинде тоже приходится несладко. Нельзя простить ей пощечину, но Джему понятны ее мотивация и ее гнев.

Вероятно, это понимает и Элоиз, потому что она не рассказала об этом инциденте Лоренсу.

Джем взглянул на часы.

— Нам пора возвращаться. Белинда и Пьер, должно быть, уже приехали.

— Да. — Она нервно оглянулась на полки, словно надеясь увидеть там нечто успокаивающее.

— У Белинды было время привыкнуть к мысли о вашем существовании.

Элоиз повернулась и взглянула на него сверкающими карими глазами.

— Вы хотите сказать, что на этот раз она не станет драться со мной?

— Думаю, не станет, — улыбнувшись, согласился Джем.

Он протянул руку, и она взяла ее. Джем поглядел ей в глаза.

— Если только она попробует, я обещаю вмешаться и спасти вас.

— Вы точно это сделаете? — насмешливо хихикнула Элоиз.

— Не сомневайтесь.

Перед дверью он пропустил Элоиз вперед. Она мгновение поколебалась и вошла. Оглядев комнату, остановила взгляд на Белинде. Та сидела в кресле с высокой спинкой — красная и сердитая.

Элоиз гордо подняла голову и выпрямилась. За ней шел Джем, и она ощущала его поддержку.

— Элоиз. — Виконт пошел ей навстречу. — Рад познакомить тебя с моей дочерью Белиндой.

Во взгляде Белинды смешались презрение и страх.

Элоиз почувствовала прилив сил.

Белинде было лет сорок, но в душе она оставалась испуганным подростком, пережившим драму. Ей казалось тогда, что мир вокруг нее рушится.

Мать умирает, отец влюбился в какую-то девицу. Белинда осталась одна. Она была одинока, очень, очень одинока.

Хорошо, что Элоиз не проговорилась отцу, что уже видела Белинду. Во втором телефонном разговоре он выразил надежду, что дочери со временем подружатся, а Элоиз промолчала. Это стало ее тайной.

— Рада видеть вас. — Элоиз с холодной улыбкой протянула руку.

— Здравствуйте. — Белинда ответила рукопожатием, глаза ее странно вспыхнули. Потом выражение лица изменилось. Возникло ощущение, что между ними опустили стальную решетку. — Я помню вашу мать. Вы так похожи на нее.

— Благодарю вас, — ответила Элоиз, понимая, что это вовсе не комплимент.

Лоренс вмешался, привлекая ее внимание к красивому мужчине, стоявшему у камина.

— А это муж Белинды — Пьер Атертон.

— Как поживаете? — вежливо поздоровалась Элоиз, инстинктивно проникаясь недоверием к этому человеку. Она не могла объяснить, почему, но ей было неуютно рядом с ним.

— Какое удовольствие познакомиться с вами, — произнес Пьер, пожимая ее руку обеими руками.

Взгляд его сказал гораздо больше. Он был откровенно похотливым. У нее возникло чувство, что лучше было бы надеть закрытое платье.

Элоиз поспешно отдернула руку. Она оглянулась на Белинду, удивляясь, зачем та вышла замуж за такого мужчину. Если роман отца так больно отразился на ней, то тем более странно соединить жизнь с человеком, который явно готов на измену.

— Садимся обедать? — с легким французским акцентом предложила Мария. — Теперь все в сборе.

Белинда резко встала. Элоиз отошла, чувствуя на себе взгляд Пьера.

— Я провожу вас в столовую, — предложил ей Джем.

Она с благодарностью последовала за ним по длинному коридору. По его лицу она поняла, что он вмешался не случайно. Он явно недолюбливает Пьера.

Когда рядом никого не было, Элоиз шепнула:

— Спасибо.

В ответ он прошептал:

— Всегда рад помочь.

Столовая оказалась менее пугающей, чем ей представлялось. Вместо длинного официального стола там стоял более интимный, круглый. Хотя и за ним могли усесться шестнадцать человек.

— Элоиз, садитесь рядом с Лоренсом, а Джереми рядом с вами, тогда рядом будут два знакомых вам человека.

Элоиз улыбнулась с искренней благодарностью и села, как было предложено. Остальные устроились сами.

Она не могла представить себе маму в этой обстановке. Испытывала ли та благоговейный страх, или ей нравилась эта роскошь? Не потому ли начался ее роман с пожилым женатым человеком? Ведь она же понимала, что такое недопустимо.