Лица большинства танцовщиков сделались мрачнее. Отчасти это объяснялось характером музыки, которая, следуя за перипетиями повествования, стала аритмичной (Рут добралась до того момента, когда Пип прибывает в Лондон, становится снобом и неожиданно узнает, кто его благодетель), танцевать под эту музыку было намного труднее. А отчасти тем, что в труппе горевали по Антону Мору. Обычно аккуратная до педантизма Викторин явилась небрежно причесанной, пучок сбился на сторону, лицо изможденное. Еще одно характерное изменение — мрачный взгляд самой Рут. Близился срок сдачи постановки, и она боялась — нет, не просто боялась, буквально приходила в ужас от мысли, что все ее усилия могут пойти прахом. И хотя старалась держать свои страхи при себе, чувствительные к мимике танцовщики не могли не ощутить настроение хореографа.

Когда Джульет появилась на пороге, Рут прямо-таки кинулась навстречу: беспрецедентное проявление чувства благодарности с ее стороны. Джульет не сразу вошла в зал, некоторое время стояла в коридоре и смотрела в окошечко, пока хореограф не объявила положенный перерыв. И теперь мягко отстранилась от липкой, потной подруги и поздравила с новым эпизодом.

— Ты думаешь, хорошо? — Выражение лица Рут невольно сделалось умоляющим.

— Замечательно, просто блестяще, — ответила Джульет, не покривив душой. Рут придумала потрясающую, трогательную сцену, где Пип кружится в водовороте двух миров: утонченного мира Лондона и дома мисс Хэвишем и привычного, грубоватого, того, в котором он родился. Движения и позы Харта Хейдена красноречиво передавали растущее напряжение от того, что герою приходилось разрываться между двумя полюсами. Движения Харта становились обыденными, когда Пип навещал Джо и Бидди, и он словно воспарял, вдохновленный высокой утонченностью своих великих надежд. Джульет поняла, почему Рут назвала его одержимым. Хейден танцевал так, словно им овладела некая внутренняя сила. Пронзительная сосредоточенность, манера больше не величественная, а человечная, уязвимая. У Электры в этом эпизоде роль была небольшой. Она исполнила ее трезво и незаметно: все внимание было обращено на Харта.

— Куда же ты исчезла? — упрекнула подругу Рут. — На целую неделю! Покинула меня! Сегодня ты должна быть со мной. И завтра. И послезавтра. Ты мне нужна.

— Ничуть, — возразила Джульет и в ответ на взмах рукой Тери Малоун, которая вместе с несколькими другими балеринами кордебалета выходила из зала, сказала: — Привет!

— Не представляешь, как тяжело!

— А разве когда-нибудь бывает легко?

Рут нахмурилась:

— Не наказывай меня моими собственными достижениями. — Игра «пожалей меня» прекратилась, и она вернулась к более привычному повелительному тону. — Я в любую минуту могу снова натолкнуться на стену, а ты не будешь знать, как мне помочь, потому что тебя не было рядом. Я перехожу к той части книги, где…

Она бы ее уговорила, но, на счастье Джульет, Патрик, который уже некоторое время пытался обратить на себя внимание своего босса, их прервал. С ним была женщина, которая, как смутно помнила Джульет, имела какое-то отношение к костюмам. Рут повернулась к коллегам, последовали вопросы, качания головой, замечания.

— Примерки, — объяснила она Джульет, когда долгое совещание закончилось. — Планировали начать на следующей неделе, но что-то там изменилось у портных. Какое-то бродвейское шоу поменяло дизайнеров или что-то в этом роде, вот и нам приходится корректировать планы. — Горечь возмущения была настолько искренней, что Рут забыла о пренебрегшей дружескими обязанностями Джульет. Вскоре репетиция продолжилась. Джульет удалось сначала отойти в сторонку, а потом и вовсе оставить зал. По ее мнению, ту часть книги, которой хореограф занималась без нее, в танец воплотить было сложнее всего. Поскольку Рут сумела это сделать самостоятельно, значит, справится и с остальным. А Анжелику Кестрел-Хейвен заждалась «Лондонская кадриль».

Но была суббота, а по субботам Джульет всегда давала себе отдых. Она задержалась у двери, посмотрела в окошечко. Рядом материализовался Макс Девижан.

Постоял, прислушиваясь сквозь створку к фортепьянному мотиву, и, не сдержавшись, неосторожно заметил:

— Постоянно слушать эти диссонансы просто убийственно, — но, спохватившись, добавил: — Хотя я считаю, что они как нельзя лучше передают развитие сюжета. Поистине неординарная музыка.

Джульет скептически покосилась на него.

— О! — удивился он, наблюдая сквозь окошечко, как Харт Хейден со всего размаха упал на колени. — Не понимаю, как Викторин разрешила ему такое движение. У него же проблемы с мениском.

— Что вы хотите сказать? — не поняла Джульет.

Исполнительный директор понизил голос до доверительного шепота:

— Только никому ни слова: в следующем сезоне Харту Хейдену не разрешат танцевать. Врачи считают, что он не выдержит еще одной операции на колене. Ему больше не вернуться в балет.

— Господи! Сколько ему лет?

— Вроде бы тридцать три, — не слишком сочувственно пожал плечами Макс.

— Чем же он будет заниматься?

— Тем, чем все остальные.

Цинизм ответа заставил Джульет повернуться и внимательно всмотреться в лицо собеседника. Под глазами Девижана появились мешки, уголки губ были опущены. Джульет никогда не видела его настолько удрученным. Она вообще ни разу не видела этого человека удрученным.

— И как же поступит студия? — спросила она. — Наймет другую звезду вместо Антона Мора?

— Слишком поздно в нынешнем сезоне. Да и нет… другого Мора.

— Вам сильно досталось от прессы. — Джульет впервые с момента знакомства стало жаль Девижана. Несмотря на самоотверженные усилия Гретчен Мэннинг и скромность детектива Мюррея Лэндиса, смерть Антона стала на несколько дней основной темой желтой прессы и местных теле- и радиостудий. Высокое искусство — и употребление наркотиков, антидепрессанты, непомерно разросшееся эго, СПИД, анорексия — жареные факты и домыслы не пропустит ни один репортер. Журналисты осадили студию Янча и бросались на всех входящих и выходящих. Требовали информации, жадно ловили намеки. В общенациональных журналах появились фотографии Антона, портреты в полный рост — а рядом неизменные воспоминания «друзей» и «близких к балетным кругам лиц». И когда в подвале одной из гостиниц в центре Манхэттена обнаружили бомбу, Рут была готова послать благодарность террористу за то, что тот отвлек прессу от истории с Мором.