– Добрый вечер, лорд Грэм. Его светлость и ваши старшие братья не присылали известий о своем возвращении с охоты в Африке. Однако здесь мистер Эббот, ожидающий вас в кабинете его светлости.

Грэм заморгал.

– Меня? Это еще зачем?

– Именно так, милорд. – Николс выглядел так, словно даже не мог начать воображать, почему кто-то может захотеть поговорить с Грэмом. Когда-либо. Грэм не винил его за это, потому что слуга только имитировал отношение своего хозяина. Его собственный отец сказал Грэму в этом году не более дюжины слов.

Грэм неохотно направился к великолепно обставленному в мужском стиле кабинету отца. Это было унылое место в любое время дня, потому что на каждой стене располагался зверинец со стеклянными глазами, набитая и подвешенная смерть.

На протяжении дня это угнетало. С наступлением ночи Грэм переносился назад в детство, когда ничто, кроме угрозы тяжелой руки его отца не могло заставить его сделать шаг в темный, освещенный огнем коридор блестящих, мстительных взглядов, отражающих ненависть, которую мальчик видел в их глазах.

Даже сейчас, когда он стал взрослым мужчиной, Грэм заколебался у двери, затем сделал глубокий вздох и распахнул ее, улыбнувшись молодому, чуть истощенно выглядевшему человеку, ожидавшему внутри. В конце концов, герцога здесь нет. Нет необходимости собираться с духом.

Он не мог ошибаться сильнее.

История разворачивалась следующим образом…

На краю вельда [3] , на черном континенте Африки, человек был слабым, хрупким созданием, неуместным в суровом, диком окружении. Разумные люди двигались осторожно и обычно выживали. Глупые люди, со своей стороны, имели тенденцию умирать. Ужасным образом.

В охотничьем лагере на территории Кении, загорелый на солнце врач отбросил в сторону откидной клапан самой большой холщовой палатки, и устало вышел в круг света, создаваемый большим центральным костром и несколькими стоячими факелами.

Три дородных англичанина ожидали его снаружи.

– Как герцог?

– Он будет жить?

– Черт побери, парень, говори!

Доктор вздохнул, выпрямляясь.

– Боюсь, что травмы, полученные его светлостью, после того, как его потоптал слон-самец, были слишком серьезными. Он уже не с нами.

После ошеломленного молчания – достаточно долгого, потому что три старших сына герцога Иденкорта были не самыми быстро соображающими людьми – один из младших посмотрел на старшего с благоговейным страхом на лице.

– Теперь ты герцог.

Старший, но, увы, наименее разумный из трех братьев, медленно выпрямился во весь свой громадный рост.

– Я – герцог, и теперь я приму имение и титул – но лишь тогда, когда отомщу за своего отца и не уничтожу этого слона-убийцу. – Он поднял кулак вверх. – Слон-самец должен умереть!

Второй по старшинству брат, только чуть-чуть менее тупоголовый и почти такой же пьяный, решительно кивнул:

– Битва насмерть!

Кенийский проводник, опытный человек саванны, вышел вперед, чтобы предотвратить катастрофу.

– Ваша светлость, милорды, этот слон очень опасен. Мы должны сбежать с его территории и отвезти тело вашего отца обратно…

– Сбежать? – Третий брат, у которого до этих слов возникали проблески подобной мысли, ощетинился от такой трусливой формулировки. – Ради Бога, парень, сыновья Иденкорта не бегут ни от чего. – Он присоединился к своим братьям, высоко подняв ружье. – Насмерть, так насмерть.

Увы, так оно и случилось.

И снова в мрачном, декорированном смертью кабинете покойного герцога Иденкорта, его самый младший сын воображал, что окружавшие его и молодого, круглолицего поверенного глаза смотрят на них с диким блеском удовлетворения.

– Все сразу? – Грэм откинулся назад в кресле – в кресле своего отца, но он не заметил этого – и вяло провел рукой по лицу. – Ну, конечно же. Они были неразлучны до конца. Господи Боже. Они сами навлекли на себя смерть своей глупостью.

Поверенный, мистер Эббот, кивнул.

– Именно так. Проводник пытался спасти их, но только он и двое его людей сумели уберечь свои жизни.

– Он ничего не смог бы сделать. – Грэм махнул рукой. – Он не смог бы остановить их. Никто никогда не мог. – Он покачал головой, все еще слишком потрясенный, чтобы ощущать что-то, похожее на горе. По крайней мере, он надеялся, что причина была именно в этом.

Грэм никогда не ощущал особой близости с отцом или братьями, потому что для него они были совершенно иной породой людей. Они поочередно то нападали на него, то игнорировали, пока он был маленьким, и со временем молодой человек понял, что самый лучший способ общаться со своей семьей – это избегать их настолько, насколько это возможно.