“У нас дочь”, — сказала Зоряна.

“А у нас мальчик”, — ответил Костик.

Она поставила на стол пластиковый стакан с чаем. Она вытерла рукавом свитера губы. Она вздохнула. Она подошла к Костику и обняла его за шею, прижавшись всем телом, уткнувшись носом в синий шелковый галстук.

А Костик обнял ее.

“Какого числа? — спросил Алик. — Какого числа началась эта нудная импотентская сага?” “А что такое “сага”? — спросил Гриша. — И что такое, если меня застраховать?” “А зачем тебя страховать?” — удивился Алик. “Ну, понимаешь…” — задумался Гриша.

И Костик задумался тоже.

С Гришей не до секса. С Гришей не до глупостей. Он — очень нудный и любопытный. Алик отвлекся, потому что Гришины интересы, если разобраться, теперь важнее Костиковых.

“Я не могу изменить мужу с тобой, — строго сказала Зоряна. — Потому что это может изменить мою жизнь. А я не хочу доить коров. У меня до сих пор болят руки, а по ночам на ладонях появляются пузыри. А утром проходят…”

“Конечно, — улыбнулся Костик. — Никаких коров”.

Какая разница, о чем говорит твоя женщина… Какая разница, какими глупостями наполнена ее голова. Нет смысла в том, что она придумывает и планирует. И в том, что запрещает себе.

Не слушай ее. Никогда не слушай свою женщину до тех пор, пока у нее болят руки. Пока по ночам появляются пузыри.

Пока она обнимает тебя, а ты обнимаешь ее.

Потому что это будет длиться очень недолго.

Зоряна сбежала с форума сразу после кофе-брейка. Она заболела. Организаторы поменяли ей билет. И, большая удача, она успела на дневной самолет.

На Вену. Конечно, на Вену.

Мардж Рей вышла на пенсию в шестьдесят пять. Она навестила детей в Осло и познакомилась с внучкой Марией и с внучкой Сарой. Мардж познакомилась с зятем и невесткой, но не запомнила их холодные норвежские имена, потому что не захотела.

Мардж Рей приехала Россию: в тот город и в тот университет, на кафедру, где в должности профессора работал Костик. Но Костика не застала. Она оставила свои вещи в гостинице и удивилась вокзалу, открытому всем ветрам и запахам. Особенно запахам — жареной картошки, мяса, капусты, пирожков, хлорки, сырости, немытых тел и дорогих парфюмов. Она села на правильную электричку. На электричку без расписания и точного следования графику. Мардж восприняла это как замечательное приключение, которое когда-то произошло с ее родителями, бежавшими из Пакистана.

Мардж Рей легко нашла дом Костика. И он, прекрасный, надежный, понятный, совсем не был похож на фургон.

Бабка Люули встретила Мардж недоверчиво и подумала, что она — старая цыганка и аферистка. Логика никогда не была сильным местом Люули, поэтому она взяла Мардж с собой, чтобы вместе забрать из школы Гришу.

Люули не отпускала Мардж ни на минуту. Может быть, бабка видела в ней не только цыганку, но и ту женщину, которую все время ждал ее Костик.

“У нас гости!” — обрадовался Яша. Он с детства любил выпить, а Костик пробовал только один раз, но долго. И ничего хорошего из этого раза не вынес.

“Кто это?” — спросила Люули у Костика, чтобы тот подтвердил. Или опроверг.

“Это мой друг Мардж из Америки, — сказал Костик. — Она приехала, чтобы… Чтобы…”

“Какая разница, зачем она приехала! — снова обрадовался Яша. — Может, человеку там надоело, может, ей жить негде. У вас там негры голодают? Или уже едят?”

“Я не негр!” — обиделась Мардж.

“Тем более оставайтесь, — улыбнулся Яша. — Ужинать будем”.

Мардж осталась. Поужинала. Легла спать. Люули постелила ей в своей комнате. Утром Мардж встала, нашла старые Яшины сапоги и пошла в лес. Вернулась к полудню. С грибами — съедобными и не очень, уложенными в ветровку, которой ей не было жалко.

“Ты зачем приехала?” — спросил Костик.

“Чтобы остаться, — просто сказала Мардж. — Я уже не могу быть твоей женщиной, но я могу быть твоей бабушкой”

“У меня есть”, — резко сказал Костик.

“Будет две. Человек может иметь две бабушки”.

“Ты здесь не выживешь”, — угрюмо пообещал Костик.

Но Мардж справлялась.

“Две бабки, два папки, понимаешь?” — спрашивает Гриша. “Понимаю”, — отвечает Алик. “Вот. А в школе говорят, что папки — пидорасы, а бабки — лесбиянки”, — вздыхает Гриша.

“А ты?”

“А я им говорю, что Куллерво погиб, упав на собственный меч!”

“А Куллерво тоже живет с вами?”

“Алик, ты дурак. Куллерво — это герой нашего эпоса. Мы даже в школе проходим…”

“Ясно. А дальше?”

“А дальше я беру палку с гвоздем и бью тех, кто не успел убежать. Потом меня вызывают к директору… Короче, неинтересно”.

Камера берет Гришу крупным планом. По сценарию Алика он должен сказать, что все мужчины этой семьи ждут своих женщин. Но Гриша молчит и улыбается. В улыбке не хватает трех зубов. Одного вверху и двух внизу.