Как мы увидим далее, открытое наступление на политические позиции советских корейцев началось в декабре 1955 г., но есть основания полагать, что подготовка к нему началась несколькими месяцами ранее. В апреле 1955 г. в ходе очередного пленума ЦК ТПК Пак Чхан-ок, глава северокорейского Госплана и фактический лидер советских корейцев, был подвергнут критике за то, что он якобы представил руководству неправильные (чересчур оптимистичные) данные о состоянии дел в сельском хозяйстве КНДР. Эти обвинения были связаны с голодом 1955 г., но на настоящий момент не ясно, в какой степени Пак Чхан-ок действительно несет ответственность за искажение статистических данных. Вполне возможно, что председатель Госплана фальсифицировал отчетность, но не исключено, что ему досталась роль того самого «стрелочника», ведь в условиях голода, о котором в руководстве знали все, Ким Ир Сену было необходимо отвести обвинения от своей персоны и найти подходящих виновных.

На том же апрельском пленуме попал в немилость и Пак Ир-у, «человек Мао в Корее» и видный руководитель яньаньской фракции [46] . В июле Пак Ир-у был помещен под домашний арест [47] , а дальнейшая его судьба на настоящий момент неизвестна, хотя из косвенного замечания в позднейшем письме Ли Сан-чжо создается впечатление, что Пак Ир-у был спасен в результате вмешательства китайской дипломатии.

В августе Ким Ир Сен уже собирал досье на Пак Чхан-ока [48] . 24 января 1956 г. Пак Ый-ван сказал советскому дипломату, что «[в]от уже более двух месяцев ЦК ТПК и почти все первичные парторганизации занимаются обсуждением поведения ряда советских корейцев» [49] . Если «два месяца», о которых упомянул Пак Ый-ван, соответствуют действительности, то кампания или, по крайней мере, подготовка к ней, началась в ноябре 1955 г.

То, что именно Пак Чхан-ок стал главной целью запланированной атаки, объясняется, вероятно, его ведущим положением среди советских корейцев и его явным стремлением к лидерству. 21 ноября Ким Ир Сен подверг критике работу северокорейского Госплана, во главе которого стоял Пак Чхан-ок. Несколькими днями позже Ким встретился с ним для личной беседы. По словам самого Пак Чхан-ока, Ким Ир Сен разговаривал с ним довольно враждебным тоном. При этом он вовсе не касался проблем экономического планирования, но охотно рассуждал на тему прошлых «ошибок» в литературной политике, которая не имела прямого отношения ни к Пак Чхан-оку, ни к большинству советских корейцев. Он обвинял Пак Чхан-ока в излишнем внимании к идеологически подозрительным авторам-южанам, а также в том, что советские корейцы не оказали достаточной поддержки Хан Соль-я и иным «политически правильным» авторам [50] . Этот разговор был предвестником приближающейся кампании.

2 декабря 1955 г. в Пхеньяне начался пленум Центрального Комитета ТПК. Пленумы ЦК созывались несколько раз в год для обсуждения наиболее важных вопросов политической стратегии, причем за закрытыми дверями допускалась определенная степень откровенности. Кроме того, Центральный Комитет был местом, где высшие партийные руководители могли делать достаточно решительные и критические политические заявления и где текущую ситуацию можно было анализировать куда более нелицеприятно, чем на открытых мероприятиях.

Декабрьский (1955) пленум продолжался два дня, 2 и 3 декабря, но официальное сообщение о нем появилось в «Нодон синмун» только 7 декабря. В пронизанной духом секретности политической культуре тех лет подобные задержки не были редкостью (более того, они являлись вполне обычной практикой). Они вполне соответствовали и советской политической традиции того времени. И краткое официальное сообщение в «Нодон синмун» [51] , и последующие публикации северокорейской печати упоминали только два пункта повестки дня декабрьского (1955) пленума: вопрос о подъёме производительности сельского хозяйства и «организационный вопрос» (кор. «чочжик мунчже» — на коммунистическом бюрократическом жаргоне это несколько неопределенное выражение обычно употреблялось в отношении назначений и отставок). Появление в повестке дня сельскохозяйственной темы было вполне естественно в свете того, что творилось в северокорейской деревне в начале 1955 г. Кроме обсуждения вопросов, касающихся сельского хозяйства, пленум объявил о созыве в следующем году третьего съезда ТПК. На протяжении последующих двух месяцев официальная пресса упоминала декабрьский пленум лишь в связи с темами, которые были связаны с сельским хозяйством [52] , и только в середине февраля в печать стали проникать намеки на то, что на пленуме рассматривались и другие вопросы.

Большинство материалов посольства показывают, что на пленуме речь шла отнюдь не о сельском хозяйстве. В этих документах проблемы сельского хозяйства упоминаются редко, если упоминаются вообще, основное же внимание уделяется тому обстоятельству, что пленум обсуждал «ошибки» некоторых высокопоставленных должностных лиц в литературной политике. При этом все без исключения обвиняемые — Пак Чхан-ок, Ки Сок-пок, Пак Ён-бин, Чон Юль и Чон Тон-хёк — были видными членами советской фракции [53] . Кроме того, еще один член советской фракции — Ким Ёль — был обвинен в финансовых злоупотреблениях и исключен из Центрального Комитета и ТПК (позже в отношении него было открыто уголовное дело) [54] .

Главным вопросом пленума стала «ошибочная политика» в области литературы, которая якобы проводилась советскими корейцами. Однако нападки не ограничивались только литературными вопросами, так как советским корейцам были предъявлены и другие, более серьезные обвинения. По тем замечаниям, которые Пак Чхан-ок вскоре сделал в беседе с советским дипломатом, нетрудно понять суть выдвинутьгх против него обвинений: «Я не могу согласиться с рядом обвинений, которые выдвинуты против меня в этом решении […] я никогда не вел фракционной борьбы и не выступал против политики партии. Не извращал политику партии в отношении единого фронта, не вставал на путь примирения и сговора с врагами. Все эти десять лет работы в Корее я не жалея себя боролся за политику партии» [55] . Хан Соль-я нападал на советских корейцев с особой яростью. Информация, предоставленная посольству участниками пленума, позволяет говорить о том, что в числе наиболее активных обвинителей был сам Ким Ир Сен.

Не совсем понятно, почему в качестве предлога для нападения на советских корейцев Ким Ир Сеном была выбрана именно политика в области литературы. Такой выбор представляется странным, даже парадоксальным, потому что большинство советских корейцев, будучи выпускниками советских техникумов и институтов, не имели полноценного корейского образования и в некоторых случаях даже не могли на должном уровне писать по-корейски. Мало кто из них имел сколько-нибудь ясное представление о современной им северокорейской литературе. Работа большинства советских корейцев тоже была слабо связана с культурной политикой, которая до 1953–1954 гг. оставалась полем деятельности внутренней и яньаньской фракций. Эта ситуация вполне понятна, так как именно у членов этих двух фракций обычно имелось хорошее гуманитарное корейское образование, в то время как у представителей двух других фракций с этим были проблемы: бывшие партизаны в своем большинстве не имели даже среднего образования, а советские корейцы хотя обычно и были неплохо образованы, но принадлежали к русско-советской культурной традиции.