В новейшее время еврейское общество в Восточной Европе пользовалось идишем, ивритом, арамейским, русским, немецким, иногда польским — и все это внутри одной общины и даже внутри одной семьи, хотя не все ее члены владели ими. Многие женщины, особенно из низших социальных слоев, знали идиш и какой-нибудь «гойский» язык (местный славянский диалект), тогда как их мужья в какой-то степени владели немецким (лингва франка торговли) и языками еврейской учености — ивритом и арамейским. Так что все общество в целом владело пятью или шестью языками по «семейному сходству». Здесь мы видим третий, межсубъектный вид многоязычия, распространенный среди многих представителей данного общества, хотя и необязательный для каждого из них.

В дискуссиях о мультилингвизме мы сталкиваемся с тремя укоренившимися стереотипами. Во-первых, многие склоняются к тому, чтобы основывать свой анализ языка на произнесении слов, в этом случае многоязычие описывают как говорение на двух языках. Однако большая часть культуры сохранилась в письменном и печатном виде, как в случае с корпусом еврейских религиозных текстов, и язык, используемый на письме, может быть неизмеримо богаче разговорного. В средневековой Европе знание сохранялось на латыни, хотя ученые говорили на местных наречиях. Иврит и арамейский оставались источниками всего еврейского знания, хотя процесс овладения этим знанием происходил на разговорном языке (идише), — здесь мультилингвизм основан на трех языках в двух разных пространствах (речи и печати). С этим топосом связана романтическая идея аутентичности языка, «впитанного с молоком матери», т. е. родного языка. Но такому «естественному» овладению языком в детстве противостоит важнейший процесс обучения на всех этапах жизни. Большинство израильских евреев, и среди них большинство ивритских писателей XX в., пользовались ивритом в качестве базового языка, хотя он не был их родным языком.

В-третьих, национально-государственная идеология пропагандировала идеал: «Один народ, одна земля, один язык» (и один лидер). На поддержание этого единства, на идентификацию этнополитических границ с границами языка работали силы государства и/или культурные власти. А если национальное единство не вязалось с реальными фактами, то уклоняющимся индивидам или группам навязывали его. Подобным образом во Франции были подавлены или уничтожены множество диалектов ради введения одного национального языка. В языке идиш XX в. идишисты насаждали унифицированный «стандартный язык» среди разнообразных диалектов, главным образом через школьную систему и обязательное унифицированное правописание. А в Палестине начала XX в. иммигрантам, свободно владевшим разными ашкеназскими диалектами иврита, навязывали сефардское произношение. Но усвоение частично совпадающей идентичности народа, страны и языка было, по сути, лживым. В истории между этими тремя категориями существовала большая асимметрия. Языковую / этническую / национальную / государственную идентичность следует рассматривать как горизонт, энергию для гомогенизации больших социальных групп и цель для националистических и культурных движений.

В обществе или государстве никогда не бывает одного языка, и язык никогда не выступает в одиночестве. Одного языка не бывает, потому что среди представителей доминантной языковой группы проживают разнообразные меньшинства, а сам официальный язык состоит из целого калейдоскопа диалектов. В Австро-Венгерской империи множество языков и культур существовали каждый на своей территории в рамках единого государства, и над ними доминировал немецкий язык. И язык не бывает одинок, потому что каждый язык — это хранилище культурных ценностей, образов и памяти («семиотики культуры»). Граница между семантикой языка и семиотикой культуры размыта: мультилингвизм скрывает за собой мультикультурализм.

Границы между диалектами и языками тоже размыты: часто имеет место постепенный переход от одного диалекта к другому, пока на карте не появится новый язык. Разница между диалектами немецкого в Берлине и в Баварии более существенна, чем разница между русским и белорусским языками. Человек, говорящий и на баварском, и на верхненемецком, — практически билингв. Но по историческим и политическим причинам первая пара считается диалектами внутри одного языка и одного народа, немцев, а вторая пара стала двумя языками в двух государствах. В еврейской жизни существовала ярая вражда между литваками, галицийскими и польскими евреями, основанная на различии их диалектов, но эти диалекты не оформились в отдельные языки из-за того, что над всеми ними нависала объединяющая сила общих религий, алфавита, национального самосознания и реалий антисемитизма.

Общества бывают многоязычными по-разному. В первую очередь языки-участники могут состоять в горизонтальных или вертикальных отношениях.

В горизонтальном многоязычии языки-участники используются параллельно друг другу. Сюда относятся несколько типов:

1) Собственно билингвизм — два альтернативных языка сосуществуют: они бытуют или на одной и той же территории, или в одном и том же сознании. Типичными примерами личного билингвизма являются люди, родители которых говорили на разных языках. Социальный билингвизм зарождается там, где более слабый язык подчиняется более сильному в военном или культурном отношении (английский в Индии, греческий в эллинистическом Восточном Средиземноморье), или, наоборот, носители более слабого языка мигрируют на территорию более сильного языка (испанский или идиш в США). Обычно такой билингвизм имеет преходящий характер, и через одно-два поколения сильный язык начинает преобладать. Однако в промежуточный период более слабый язык (испанский) имеет внушительную референтную группу (испаноязычные американцы) и доминирует в этой вторичной структуре. В билингвизме два языка синонимичны и взаимозаменяемы и используются в зависимости от адресата и ситуации.

2) Диглоссия — два языка дополняют друг друга. Они оба необходимы для речевого поведения личности, но выполняют различные коммуникативные функции, покрывая различные семиотические домены. Так, иммигранты говорят на своем языке дома, часто в разговоре с супругами или лицами старшего возраста, а доминантным языком пользуются на работе или при общении с детьми.

3) Лингва франка — базовое средство коммуникации между двумя отдельными языковыми сообществами (суахили у восточноафриканских народов, английский в бывших британских колониях). С помощью лингва франка устанавливается несколько билингвальных связей с каждым из местных языков и отношения диглоссии, когда семиотические функции дополняют друг друга (в оппозиции «официальное учреждение» — «дом»).

В случае вертикального мультилингвизма языки вступают друг с другом в иерархические отношения по трехуровневой системе:

4) Локальные диалекты, профессиональные идиолекты или языки страны происхождения указывают на домашний язык или профессиональную принадлежность человека.

5) Стандартизованный национальный язык, в котором нейтрализованы все различия. Отталкиваясь от этой общей базы, носители могут обращаться к любому диалекту или профессиональному идиолекту или же к любому тексту из прошлого.