— Дома у меня есть несколько альбомов по европейским музеям…

— Это тоже неплохо. Нет, я говорю о двадцатом веке — модерне и постмодерне.

Блейк усомнился:

— Боюсь, сэр, я в этом вряд ли что-нибудь смыслю.

— Ха, открою вам небольшой секрет: в этом вообще никто ни черта не смыслит. Это как в моде, детектив. Группа профессионалов раскручивает свой бизнес. Вы видели, чтобы люди носили то, что демонстрируется на подиумах?

— Честно говоря, меня всегда смущают непонятные тарелки на головах, разрезы до… — Он, не найдя нужного слова, только провел снизу до живота рукой.

— Вы правы. Но людям внушают мысль, что все это очень здорово, что уважающие себя граждане должны следить за подобными глупостями и, соответственно, платить деньги. Так и с картинами. Старушка-Европа умела ценить гениев и накапливала их веками. Но на этом быстро состояние не сколотишь. Поэтому в двадцатом веке стали действовать другим способом: создавать искусственные имена, новые направления. — Гость весело посмотрел на Блейка. — Вы бы, вот, повесили у себя дома картину Пикассо «Девочка на шаре»?

— Нет, — решительно качнул головой тот.

— Я бы тоже. Но это откровенное уродство стоит два десятка миллионов долларов! — Он явно хотел продолжить тему, но, вспомнив о чем-то более важном, приостановился. — Да… так вот, детектив, я уже более двух лет занимаюсь этим бизнесом, и, наконец, кое-что получилось. Две картины ушли на Монреальском аукционе за немалые деньги. Но торговля велась именно в тот самый вечер, понимаете? Я еще не знал результатов. Очень надеялся, потому что получил бы козырные карты для разговора с братом. Волновался. Поэтому вышел на улицу, чтобы позвонить своему посреднику по мобильному телефону.

— Значит, узнав о положительных результатах, вы захотели сразу же сообщить брату, что выбрались из финансовой ямы?

— Именно, это позволило бы сгладить всю ситуацию. Сидней, когда мы вышли из кабинета, сказал: обязательно нужно сегодня хоть как-то смягчить конфликт. Лучше, до ужина.

— Почему?

Детлог чуть-чуть поежился.

— Эрни, перед отлетом в Европу, сказал, со мной нужно решать. — Опять гостю стало неуютно в кресле. — Понимаете, детектив, мы всегда любили друг друга. Но даже в детстве, если в голову Эрни втемяшится злобная мысль, ожидать можно было просто чего угодно. А в последнее время он сделался очень ожесточенным.

— Не только по отношению к вам?

— Ко всем. Даже с Сиднеем у него были стычки.

— На почве чего?

— Э… попробую объяснить. — Детлог задумался, и показалось, он уже сам слегка пожалел, что затронул такой деликатный предмет. — Фармацевтический бизнес очень сложная штука.

— Я представляю.

— Нет, — хмыкнул он, — думаю, что не представляете. Дело ведь не только в том, что это открытый рынок, куда лезут все со своими новейшими разработками. И всех этих азиатов, европейцев и отечественных конкурентов нужно отслеживать: что они там придумали и где вам наступят на пятки. Существует и другая проблема. Делать ли ставку на совершенствование и удешевление традиционных лекарств или создавать принципиально новые? Это сложнейший выбор. Потому что во втором случае нужен научный прорыв, а для него недостаточно только одного интеллекта, даже такого, как у нашего Сиднея.

— Нужна еще куча денег?

— Правильно. Точнее, большая куча. А удастся ли потом окупить затраты и заработать прибыль, никто толком не знает. Или можно пойти по первому пути и придумать нечто, что придаст традиционному лекарству приятные побочные эффекты, усилит действие на первом этапе, хотя по большому счету лечение будет тем же самым. — Он вдруг осекся. — Вы понимаете, эти маленькие профессиональные хитрости…

— Между нами, сэр, разумеется, между нами.

— Эрни всегда придерживался первого, более надежного плана. Тем более, что Сидней — просто маг, он из дерьма конфету сделает.

Блейк невольно подумал, что надо бы лучше следить за здоровьем, ходить в спортзал…

— Вот на этой почве у них в последнее время шли сильные схватки. Конечно, в распоряжении Сиднея всегда была превосходная лаборатория, новейшее оборудование. Но нельзя, чтобы крупные разработки ученого не находили практического выхода. Я говорил Эрни: «Нельзя так обращаться с Белтамом. Когда-нибудь это плохо кончится».

— Плохо кончится? Что вы имели в виду?

Тот удивленно взглянул на него и пожал плечами.

— Что Сид просто плюнет в один прекрасный день и уйдет. Нельзя крупного художника долго заставлять работать дизайнером-оформителем. Я так и говорил.

— Но ваш брат на это не реагировал?

Детлог вздохнул.

— Да, с Эрни иногда бывало очень трудно. — Он, собираясь вставать, сунул в карман сигаретную пачку. — Надеюсь, детектив, я снял недоразумения, возникшие после вчерашнего вечера?

— Благодарю вас. Вы очень правильно поступили.

Блейк сам приподнялся, чтоб проводить его до дверей, но гость остался сидеть, будто о чем-то вспомнив.