Он шепнул об этом Дубову. Командир нахмурился.

— Быстро возьми Свешнева, Петренко — по гранате на телегу. Кидайте сразу после выстрелов.

Костя пополз по обратному склону к подножию кургана. За ним спокойно посапывал Свешнев.

…Дубов передернул затвор карабина.

— Пять, шесть, — считал он золотопогонников, — восемь, девять. Ну, кажется, все… Нет, вот еще один идет.

— По офицерам… — негромко скомандовал он и взял на мушку высокого, который, жестикулируя, объяснял что-то остальным. — Огонь!

Ударил залп. Высокий упал словно подкошенный. Вслед за ним еще четверо. Снова грохнуло над степью. Двое оставшихся на ногах офицеров бросились к обозу и спрятались за телегами. Но тут грохнули взрывы гранат. Телеги разметало.

Первый залп парализовал солдат. Несколько секунд они молча стояли, пораженные случившимся, а потом кинулись кто куда.

— Стой! — остановил их (неожиданный окрик громкий и властный. — Стой! Не стреляй!

На кургане выросла массивная фигура Фомы. Он стоял, широко расставив ноги, и размахивал над головой фуражкой.

— Не стреляй! — повторил он, увидев, как несколько человек вскинули винтовки. — Разговор есть.

Направленные на Харина винтовочные стволы опустились. И случилось это не потому, что он говорил «не стреляй», а потому, что стоял один без оружия на виду у сотен людей с винтовками.

Солдаты нерешительно двинулись к холму, а Харин, сделав несколько шагов вперед, снова заговорил:

— Бросай оружие, братцы! Срывай погоны, расходись по домам! Красная Армия сильна, но она борется не против вас, а против генералов и офицеров…

Мобилизованные молча слушали. Дубов, лежавший неподалеку от Харина, досадливо поморщился. То говорит Фома, да не так. Проще надо, про самое главное.

Харин и впрямь был неважным оратором. Речь свою он обдумал заранее, даже повторял про себя. Казалась она хорошей, но сейчас почему-то не получалась. Произнося правильные, но точно чужие слова, Фома даже покраснел от натуги.

Дубов понял его затруднение и решил действовать. На секунду заколебался — партячейка не разрешила, — но терять времени было нельзя.

Командир поднялся, оставив на земле свой карабин, и быстро пошел вниз, туда, где стояли солдаты. На ходу он вытащил из кармана кисет, обрывок бумаги и, оказавшись среди мобилизованных, неожиданно улыбнулся.

— Закуривай, хлопцы. С дымком легче говорится.

— О чем говорить-то? — спросил хмурый солдат.

— А вот о чем. — Дубов скрутил козью ножку и закурил. — За что вы идете воевать, кого защищать будете? Помещичью землю? Так на что она вам сдалась! Вам своя земля нужна, своя, а не барская. Верно я говорю?

— Ну, предположим, верно, — отозвался хмурый.

— А что нужно, чтобы спокойно хозяйствовать на своей земле? — продолжал Дубов. — Мир нужен. Чтобы войны не было. Так, что ли?

— Ну, предположим, так, — снова буркнул солдат.

— Знаете, какие декреты подписал Ленин в первый же день Советской власти? — спросил Дубов и сам ответил: — Декрет о мире и декрет о земле. Чтобы, значит, кончить войну и всю землю отдать крестьянам. А генералы да помещики этого не хотят, потому и пошли войной на Советскую власть. И вас в это дело впутать хотят, чтобы вы как бы против самих себя воевали, против своего кровного дела.

— Верно говорит человек, — раздалось в толпе. — Пошли по домам, братва. Хватит! Отвоевались!

Обрадованный поддержкой, Дубов продолжал:

— Возьмем, к примеру, тебя, — ткнул он пальцем в хмурого. — Может, у тебя земли много, может, золото в каком банке лежит или имение у папаши есть?

— Имение, — ощерился солдат. — Полдесятины на семерых.

— Так что же тогда получается! — воскликнул Дубов. — Земли у тебя нет. Советская власть тебе дает землю. А ты эту самую землю у самого себя идешь отвоевывать для помещика…

Сгрудившиеся вокруг Дубова солдаты одобрительно заговорили. Глаза их смотрели на него уже ее так подозрительно и настороженно.

— Верно… Правильно… Дело говорит… — слышалось со всех сторон.

— А ну, товарищи, — Дубов вскочил на кочку. — У кого много земли было, кто не терпел от помещиков да хозяев, кому сладко жилось при царе — выходи вперед.

Возвышаясь над толпой головы на две, командир сверкающими от волнения глазами огляделся по сторонам.

— Нет таких среди вас! — выкрикнул он. — Нет, потому что все вы — трудовой народ, потому что потом своим и мозолями хлеб добывали. Так с кем же вы пойдете? С барчуками — белоручками, которые хотят вас снова в кабалу загнать, или с нами, с такими же трудовыми людьми, как вы? Против кого вы повернете штыки?..