Шрифт:
Карл выразительно обвел рукой вокруг. Последние слова Шмеллинга прозвучали так оглушительно, что вспугнули стаю чаек, мирно дремавшую на волнах. Птицы поднялись в воздух с возмущенными криками.
— Вы совершенно правы, господин Шмеллинг, — сказал капитан «Теодора Крайслера».
— То-то же, — ответил Карл, и добавил, обращаясь к Фрицу: — Продолжай проверку.
Карл двинулся к замку. Белобрысый парнишка последовал за ним. Бауэр заметил, что юнга тихонько всхлипывает. Фриц покачал головой и направился к «Теодору Крайслеру». Карл покосился на своего спутника и спросил:
— Как тебя зовут?
— Илья, — ответил парнишка.
— Вот что, Илья, — сказал Карл. — Посидишь у меня в подвале дня два. Потом, может быть, отпущу. Ясно?
Парнишка кивнул, а потом, испугавшись, добавил:
— Ясно, господин Шмеллинг.
Они миновали сухой док и оказались на подъездной дорожке к замку. Фриц тем временем поднялся на борт «Теодора Крайслера».
— Лютует сильно господин Шмеллинг последнее время, — доверительным шепотом сказал капитан буксира после обмена привычными приветствиями.
В лесу раздался сухой треск автоматных очередей. Капитан вздрогнул.
— А что вы всякое дерьмо везете, запрещенное к перевозкам? — хмуро ответил Бауэр. — Не возите всякую дрянь, господин Карл и не будет лютовать.
— Конечно-конечно, — торопливо согласился собеседник. — У меня все в порядке. Вот, пожалуйста, проверяйте.
Эрик отпустил секретаршу Татьяну и запер дверь. Из чисто научного любопытства. И на этот раз Небеснову удалось заметить появление Карла — потому что он очень его ждал.
Шмеллинг медленно, как клякса с обратной стороны листа или как Чеширский кот перед Алисой, проступил в пустоте между стеллажами — в том же самом месте, где стоял в прошлый раз. Эрик шумно выдохнул. Карл понял, что замечен.
— Привет. Ты сделал то, о чем мы договаривались? — спросил он с таким видом, словно появиться из пустоты — самое обычное дело для мужчины средних лет.
Эрик сглотнул и произнес с трудом:
— Да. Садись.
Небеснов указал рукой на стул. Кожаную обивку отполировали до блеска бесчисленные задницы посетителей. Карл сделал несколько шагов и опустился на стул. Эрик следил за Шмеллингом с недоверчивой надеждой. Но, видимо, перемещение такой большой массы на столь малое расстояние нетрадиционным способом не оправдывало энергетических затрат.
— Я слушаю, — сказал Карл.
— Отец Даши — не вы, — сообщил врач.
Карл закинул ногу на ногу и сказал рассеянно:
— Я так и думал. Я даже знаю, кто.
— И кто же? — поинтересовался Эрик.
— Ну, мы оба знаем, что это не Лот, — заметил Карл. — Ее отец — русский из команды Суетина, Сергей Васильев.
— Васильев, Васильев… — пробормотал Эрик. — А! Упырь!
Небеснов хлопнул себя по лбу.
— Так вот почему у Даши была такая острая реакция на сульфониламиды! — воскликнул он. И добавил: — Пусть Брюн обязательно зайдет ко мне. Мне надо кое-что ей сказать, это очень важно.
— Скажи мне, — предложил Карл.
Эрик молча посмотрел на него.
— Возможно, Брюн уже никогда не сможет придти к тебе, — сказал Карл.
— Она умерла? — спросил Эрик осторожно.
— Я не знаю, — ответил Карл отстраненно.
Эрик покачал головой.
— У Васильева была порфирия, — сказал он. — Генетическое заболевание крови. Ген этой пакости доминантен. Так что скорее всего, у Даши она тоже есть.
— Это опасно? — спросил Карл. — В чем она выражается, эта порфирия?
— Да не очень, — ответил Эрик. — Надо меньше находиться на солнце и не жрать антибиотики горстями. А вообще, конечно, лечиться надо.
— Ты можешь ее вылечить?
Эрик снял очки и устало посмотрел на Шмеллинга. Без защиты стекол глаза его оказались большими и детскими.
— Карл, — сказал он, протирая линзы мягкой клетчатой фланелью. — Вы сколько классов закончили? Девять?
— Я закончил Университет Буэнос-Айреса, — меланхолично ответил Карл.
Рука Эрика остановилась на полпути.
— Я лингвист, — меланхолично продолжал Карл. — Изучал индоевропейские языки, в том числе и мертвые. На войне был переводчиком при разведуправлении Генштаба, потом — при иррипанах. Но я же не спрашиваю тебя о значении среднего залога в эпическом санскрите.
— Извините, — пробормотал Эрик.
— А, ладно, — беспечно махнул рукой Шмеллинг. — Я не первый раз сталкиваюсь с безграничной уверенностью технарей в том, что только вы вращаете Землю. Достало хуже горькой редьки.
Эрик промолчал. Карл не замечал, что в его речи до сих пор был слышен голос того, кто учил Шмеллинга русскому языку.