Блейлип молчал.

— Тогда спрашиваю еще раз. Вы сами в такое верите?

— А вы? — спросил Блейлип.

— Нельзя смеяться над раввином, — вмешался Йосл.

Однако раввин ответил:

— Я не верю в магию. А в то, что существуют влияния, верю.

— Влияния? — переспросил осмелевший Блейлип.

— Воздействия. Они могут заставить человека отвернуться от дурного поступка, ошибки, неверного выбора. От несчастья, гнева, зла. Неправедной жизни.

Блейлип не отрываясь смотрел на раввина: его руки вызывали подозрение. Жуткие руки: искореженные, увечные — в какой станок они попали? — и эта кепка на голове. Но в остальном обычный человек, рассудительный, выдержанный, не мистик, с командирскими замашками, педагог, шумный проповедник. Блейлип, сам человек с образованием и уже давно не школьник, постепенно приходил в себя. Вполне заурядная личность. Людям необходимо кого-то слушаться — все очень просто, — поэтому обязательно должен быть кто-то, кто распоряжается. Указывает, что делать. Монарх, что-то в этом роде. Любое сообщество нуждается в управлении. Такова природа отношений между людьми. Блейлипу, привыкшему к социологической терминологии, особенно нравилось это понятие: «отношения между людьми».

— Я бы не сказал, что моя жизнь неправедная, — заметил он.

— Выньте то, что у вас в карманах!

Блейлип остолбенел.

— Выньте то, что у вас в карманах!

— Ребе, я не наглядное пособие, не подопытный кролик…

— Отчаяние надо заслужить.

— Я вовсе не в отчаянии, — запротестовал Блейлип.

— Быть атеистом значит быть в отчаянии.

— Я не атеист, я секулярист, — но Блейлип и сам бы не смог объяснить, что имеет в виду.

— Эсав! Третий раз говорю: выньте то, что у вас в карманах!

Блейлип вытащил и бросил на стол предмет из черной пластмассы. Все инстинктивно отпрянули.

— Некий раввин, — еле слышно сказал раввин, — полагал, что каждый должен носить в карманах по бумажке. На одной бумажке должно быть написано: «Я прах и пепел». А на другой: «Мир был сотворен ради меня!» У этого прокаженного только одна бумажка: с пеплом. — Он взял со стола пистолет Блейлипа и воскликнул: — Эсав! Зверь! Хищник! Кому ты собирался причинить боль?

— Никому, — сказал Блейлип из бездны своего стыда, — он не настоящий. Я ношу его, чтобы привыкнуть. Чувство вещи. Послушайте, — сказал он, — вы думаете, мне легко таскать эту штуковину и все время о ней помнить?

Раввин нажал на собачку. Раздался жестяной щелчок. Затем он завернул пистолет в платок и сунул себе в карман.

— Теперь мы перейдем к маариву [13] , — сказал он, — час учения окончен. Давайте не будем больше заниматься этим. Это шатер Яакова.

От стола учения мужчины вернулись на свои прежние места, читая нараспев. Униженный Блейлип (аналогия со школьным учителем, отобравшим любимую игрушку, была слишком явной) — он все еще не мог унять дрожь в паху — испытывал нечто вроде священного ужаса. То, что раввин потребовал предъявить содержимое карманов, было поразительной случайностью или он ясновидящий? Закончив маарив, все сразу же разошлись; по перекошенному лицу Йосла Блейлип понял, что это отступление от обычного порядка. Просто все бежали от него, как от дикого зверя. Он сам хотел бежать — прямиком на автостанцию, — но к нему подошел раввин.

— Эй, ты, — сказал он (ду, как если бы он обращался к животному, ребенку или Б-гу), — а теперь другой карман. Второй. Вот тот.

— Что?

— Выкладывай.

И Блейлип вытащил его. И вот точно так же, как сразу же было видно, что первый пистолет — ненастоящий, просто дешевая игрушка из блестящей пластмассы, так и тут сразу было видно, что это: страшный, уродливый, тяжелый, с поцарапанным спусковым крючком и дулом, припахивающим порохом. Темный, никакого блеска. Настоящий, не для игры. Йосл застонал, мотая головой.

— В моем доме! Стоял перед моей женой! Вот с этим! С двумя!

— С одним, — сказал раввин, — один игрушечный, а другой нет, так что опасен только один. Тот, который ненастоящий, то есть не может…

— Нужно вызвать полицию, ребе, — перебил Йосл.

— Из-за игрушки? Чтоб они посмеялись?

— Но второй! Этот!

— Он может? — спросил раввин у Блейлипа.

— Вы хотите сказать, заряжен ли он? Конечно.

— Вы слышали, что он сказал: заряжен, — вскрикнул Йосл, — он приехал из любопытства, ребе, он родственник жены. Я и представить не мог…