На днях я целое утро просидел в ожидании селезня. Утята тоже часто поглядывали вверх, о чем-то переговаривались между собой, но селезень так и не прилетал.

Возвращаясь, я остановился возле едучего костра. Невдалеке стояла «Волга», а на ее сиденье в целлофановом мешочке лежал убитый селезень. До меня долетел обрывок разговора:

— Без мелкашки его не взяли бы...

— Да и то случайно...

Увидев меня, они замолчали. Потом один спросил:

— Закурить не найдется?

— Нет, — ответил я зло и сильнее нажал на педали моего велосипеда.

Стояла промозглая осенняя погода. Мы возвращались с охоты. Едва приметная в темноте тропинка виляла меж сосен и разросшихся кустов бересклета.

— Вот в этом месте, — сказал егерь, — я прошлый раз и видел этот самый огненный шар.

Мы вышли на лесную поляну, в середине которой стояла огромная без вершины трухлявая береза.

— Да и не один я это видел, — Продолжал он. — Прошлую пятницу трое грибников припозднились, так тоже страху натерпелись. И что интереснее всего — появляется шар в темные ночи, вот как сегодняшняя.

Присев на валежину, мы закурили. Вспыхнувшая спичка еще сильнее сгустила мрак. Тьма была всеобъемлющая. Пролетел самолет, но он шел, видимо, выше туч — звук был еле слышен.

— Я, конечно, не верю в чертовщину, — егерь затянулся дымком. — Но пока не разгадаешь что-то, всегда это «что-то» кажется таинственным. Ну, что же, пошли?

Погасив сигареты, мы поднялись и вдруг застыли на месте: прямо из ствола березы вырвался светящийся шар, потом превратился в подобие креста и тут же скрылся за деревьями. Завороженные непонятным явлением, мы не сразу заметили, как в воздухе, кувыркаясь, плавно снижается какая-то искорка. Вот она коснулась. ветки, мелькнула еще раз и скрылась в траве.

Не сговариваясь, мы кинулись к тому месту. В траве что-то светилось. Приблизив горящую спичку, мы увидели перо совы. И все стало ясно. В березе было дупло, его-то и облюбовала сова для своего дома. Трухлявая береза, как известно, светится под действием бактерий, так что сова светилась от березовой трухи.

— Вот тебе и шар! — воскликнул мой спутник. — Вот тебе и огненный крест!

Мы подобрали перо и отправились своей дорогой.

Мне явно не везло. За весь день, хотя исходил километров двадцать, не встретил приличной «дичи» для своего фотоаппарата. Лиса, которую я заметил в бинокль, ближе чем на километр не подпустила. В видоискателе, несмотря на то, что был ввернут телевик, она выглядела крошечной инфузорией.

На темном небе сияло зарево городских огней. Оно освещало пойму Урала, поэтому идти было нетрудно.

Я подошел к цепочке озер, намереваясь обойти их стороной, как вдруг метрах в двадцати у берега одного озера блеснул голубоватый огонек. Это было так необычно и красиво, что я невольно заспешил. Рядом шла лыжня.

Приглядевшись внимательно, понял все. Здесь сквозь трещинки во льду выходил болотный газ. Проходящий лыжник, видимо, прикуривая, бросил спичку и, не оглядываясь, пошел дальше. А огонек остался гореть, указывая на то, что всему живому подо льдом приходится туго: недостает кислорода. Я спешно направился в город — нужно было предупредить приятелей...

Солнце застало нас уже на озере. Кто коловоротом или пешней делал лунки, кто ломал и носил рогоз, вставляя его в лунки и слегка присыпая снежком. С первыми же лунками огонек погас, но рыба буквально лезла на лед. Рыбаки говорят, что карась на всю зиму зарывается в ил, но это, видимо, не так, потому что в большинстве на лед лезли караси; и величиной с ладошку, и длиной со спичку. Приходилось их опускать в ведро с водой, потом снова отпускать в лунку.

Домой мы возвращались затемно. Ломило спину и плечи, но мы знали, что на озерах больше не вспыхнут голубоватые огоньки...

Я шел по степи. Солнце вовсю расплескивалось в весенних лужах.

На пригорках, где стаял снег и земля курилась легким паром, бродили задумчивые грачи. Опустившись в небольшой овражек, поросший ольхой, я услышал мелодичный звон, будто кто-то играл на крошечном стеклянном ксилофоне. Подойдя поближе, понял, что это звенит ручеек, скрытый под толщью снега. Кое-где он прорывался наружу, и тогда льдинки в нем ударялись одна о другую, создавая неповторимую мелодию весны.