Я мог бы назвать себя теоретиком чего-то подобного духовным наукам и психотерапии, у меня есть книга по вопросам личности, которая должна появиться в печати после этой книги, но в практике Гештальт-терапии я, по крайней мере, столь же атеоретичен, как и Фритц, и не только симпатизирую его позиции, но и заинтересован в полной поддержке, когда большинство гештальтистов боится очных споров с академиками, смотрящими на них свысока из-за того, что у них нет теоретической базы (т.е. соизмеримой по сложности с базой психоаналитиков или бихейвиористов, считающейся просто необходимой для успешной работы). Подобно Фритцу, который в автобиографии поделился с нами мечтой об открытии школ физиков-философов, я никогда не недооценивал интеллектуальный компонент в образовании как врачей, так и простых смертных, в этом отношении я более последователен, чем Фритц, у которого с этим не все в порядке: была в нем некоторая неинтеллигентность и, как мне кажется, интеллектуальная беспечность, часто делающая его насыщенным, и, возможно, породившая его мечту об открытии школ физиков-философов. (Полагаю, что неистовство типа «дерьма собачьего», - это отголоски событий молодости). Его атеоретические позиции были чистейшими и очень здравыми в отношении взгляда, что врачебная деятельность может быть усилена через запрет концептуализации, она может направляться просто интуицией гораздо лучше, чем непоследовательным «просчитыванием». Ни в коем случае здесь не имеется в виду, что врач должен быть невежествен.

Я объяснил название книги достаточно пространно, остается только подчеркнуть, что Гештальт не является лишь эмпиризмом через индивидуальный подход, это путь через ощущения, путь, в котором движение вперед стимулировано самим актом ощущения: углублением осознанности и прояснением эмпирического понимания (включая ощущение и понимание его/ее отношения в момент ощущения).

Надеюсь, что подобно наследству Фритца современной психотерапии, которое гораздо шире стимула, повлиявшего на развитие специфической области Гештальт-терапии, эта книга послужит (как говорит Эйб Левитски в своем великолепном предисловии) тем, кому терапия интересна вообще, включая сюда и неспециалистов, и непрофессионалов. В особенности надеюсь, что она стимулирует и воодушевит профессионально занятых в работе по сложной психологической поддержке духовного роста.

Клаудио Наранхо,

Беркли, Калифорния 1992 год

Как-то в 1966 году на лужайке у Эзален Биг Хауз ко мне подошел Майкл Мерфи с просьбой написать статью о Гештальт-терапии, которую он хотел опубликовать (и опубликовал). До этого он обращался к Фритцу Перлсу, который посоветовал попросить об этом меня. К тому времени я участвовал уже в нескольких курсах Фритца и определенно нравился ему - мне даже назначили постоянную стипендию за усердие в Эзалене. Предложение я принял с удовольствием, в результате появился мой первый опус на английском - сейчас, оглядываясь назад, я принимаю это за благословление, поскольку тогда открыл для себя, что могу выразить себя с большей легкостью, чем мог даже представить.

В то время по Гештальт-терапии почти ничего не печаталось, разве что две разные книги Перлса, несколько его статей и краткое сообщение Ван Дусена, объявлявшего, что Гештальт-терапия - это наиболее совместное терапевтическое приложение к феноменологии. Еще две вещицы, отпечатанные на мимеографе тех дней (я тогда ходил на первые профессиональные курсы Перлса и Симкина в Эзалене), одна Симкина, а другая Джона Энрайта. (Оба автора в хронологическом порядке потом появились вместе со мной в Стефенсонском «Учебнике по Гештальт-терапии») [3].

Поставленную задачу я выполнил с большим удовольствием, так как понимал, насколько трудно разобраться в Гештальт-терапии по ранним двум книгам Перлса. По капризу судьбы я был одним из первых читателей «Гештальт-терапии…», напечатанной Джулиан Пресс в пятидесятые, так получилось, что издатель ее прислал моему дяде Бену Кохену, одному из основателей ООН, жившему, ну конечно же, в Нью-Йорке. Дядя, будучи вторым секретарем по прессе и информации, постоянно получал книги из разных источников, а те, что, по его мнению, представляли бы интерес для меня, направлялись мне. Так и вышло, что одна такая книжица оказала известное влияние на мои профессиональные занятия - но не как на терапевта, а исследователя и преподавателя; должен сказать, что в своей работе Перлс представлялся мне (несмотря на упражнения, данные в начале книги) скорее этаким юным интеллектуалом, чем умудренным эмпириком, точно также я был далек от представления об истинной Гештальт-терапии. Теперь мне понятно, что Фритц был гением лечебного процесса, но у него не было ни особого дара, ни известной подготовки в теории, в начале же ему приходилось очень много ссылаться на склонных к теоретизированию мэтров, чтобы как-то продвинуть свои исследования, когда в академическом мире царил психоанализ. Думается, что Гештальт всегда вылезал за рамки теоретических формулировок, когда настоящий вид он обрел во времена Фритца, когда тот, уже под конец жизни, освободился от всей этой «шелухи» и от необходимости предания законности практики академическими мудрствованиями.

Мне кажется, что Фритц по-настоящему увидел свою работу в отражении ее в моей книге, никогда раньше я не видел его таким счастливым, как в тот день, когда он рассказывал, как ему понравилась книга, это был триумф, несравнимый даже с победой над Масловым на достопамятной встрече в Эзалене, где от него здорово досталось Эйбу.

В преддверие семидесятилетнего юбилея Фритца, когда Джим Симкин собирал приветствия в его адрес, я написал «Концентрацию на Настоящем - Техника, предписание и Идеал» [4]. Прочтя, Фритц предложил, чтобы эта работа и некоторые другие (наравне со статьями других авторов) были включены в книгу. Несмотря на весь мой энтузиазм из-за «Теории Парадоксального Стремления» Арнольда Бейссера и книги «Куриный бульон - это яд» Боба Резника я медлил.

Когда через год-другой мы вновь повстречались с Фритцем в Чили, он сказал, что уже пообещал «девочкам из Майами» (то есть Фаган и Шеферд) такой сборник, этим он и подстегнул меня написать мою собственную книгу по Гештальт-терапии.

Не думаю, что у меня что-то получилось бы, если бы не он; писать о творении другого сложно, к тому же, мне казалось, что добавить что-то к уже написанному - это уж чересчур. Однако со временем (прочтя многое, что появилось после «Гештальт-терапии сегодня» Фаган и Шеферд) я почувствовал, что то, что «чересчур» для меня, вовсе таковым для меня не является.

За исключением первых двух глав, «Гештальт-терапия: Отношение и практика Атеоретического Эмпиризма» была написана почти сразу же после кончины Фритца в 1970 году. Когда я был на его панихиде в Сан-Франциско, мой сын погиб в автокатастрофе в Биг Сер Хиллз, поэтому работалось мне с тяжелым сердцем, и то, что я все таки написал эту книгу, говорит, насколько я считал важным довершить «незаконченное дело». Во первых, то было время, когда я готовился к путешествию, из которого, как я объяснил во вступлении к «Целительному путешествию», не будет возвращения. Я решился последовать за духовным учителем в отношении полной полезности, и мне казалось, что следует заплатить все долги прошлому с тем, чтобы взойти на новую сцену жизни без каких-либо планов и обязательств. Книга по Гештальт-терапии оставалась незаконченной, кончина Фритца требовала ее завершения.