Шрифт:
Для повышения заработка некоторые извозчики подделывались под «веек», запрягали лошадей в деревенские сани, украшали их и даже запрашивали те же 30 копеек. Желая окончательно сойти за «чухну», они коверкали родную речь, говоря седокам: «Триссись копеек».
Много было в столице и собственных выездов. Их имели аристократы, крупные чиновники, банкиры, фабриканты, купцы. Экипажи у собственников были самые разнообразные: кареты, коляски одноконные и пароконные, фаэтоны в английской запряжке [144]с грумом в цилиндре (вместо кучера), с высоким стоящим хлыстом, «эгоистки» на высоких колесах, мальпосты на двух высоких колесах, шарабаны на одного или двух седоков без кучера; большое разнообразие было и в санях — одноконные, пароконные с запряжкой с дугой и в дышле. На лошадях сетки, чтобы на седоков не летели комья снега с лошадиных копыт. Мы застали еще кареты и пароконные сани с запятками: с площадкой сзади, на которой стоял лакей. Обыкновенно же лакей сидел рядом с кучером на козлах [145]. Некоторые кареты и ландо имели на дверцах золотые гербы или короны, свидетельствующие о том, что выезд принадлежит «сиятельному» лицу.
Собственники гордились своими выездами — это был показатель их богатства, значит, и положения в свете. Купцы, фабриканты и прочие буржуи ездили без лакеев. В наше время езда с лакеями уже отдавала чем-то архаичным.
Особой пышностью отличались дворцовые и посольские выезды. Самым парадным дворцовым выездом было ландо «адамон» с запряжкой шестеркой белых лошадей цугом по две. Кучера не было, а на каждой левой лошади сидел форейтор, одетый под жокея. Так выезжала обыкновенно царица с детьми. В дворцовом Конюшенном ведомстве было много всевозможных экипажей, особенно карет, в которых ездили и зимой. Экипажи эти ничем особенно не отличались, разве только добротностью, а иногда и старомодностью. Дворцовыми выездами пользовались кроме членов царской фамилии приближенные им лица, министры и высшие чиновники Дворцового ведомства.
В Конюшенном же ведомстве состояли выезды для обслуживания императорских театров [146]— большие неуклюжие кареты старого образца. Эти кареты подавались «солистам его величества» и другим крупным артистам. Подавались они и для учениц Театрального училища для вывоза на спектакли с их участием или как зрителей. Учеников Театрального училища везли на открытых длинных линейках, на которых они сидели с обеих сторон, спинами друг к другу.
Посольские выезды — пароконные, в дышле, на дверцах карет или ландо герб своего государства; козлы накрыты особой накидкой, расшитой золотым позументом. На козлах сидели кучер и лакей в ливреях с позументами и в треугольных шляпах, надетых наискось.
Начиная с 1907–1908 годов у состоятельных людей появились автомобили [147]различных типов заграничных фирм, в России автомобильной промышленности не было. Для того времени легковой автомобиль был редкостью [148]и исключительной роскошью; шофер был одет на заграничный манер [149]— короткое пальто реглан, желтые краги и ботинки, обязательно желтые кожаные перчатки с крагами. У автомобилей были различные гудки — от простого рожка с резиновой грушей до гудка с клапанами, на которых ловкие шоферы играли отрывки красивых мелодий. Были машины, снабженные клаксонами.
В 10-х годах появились автотакси частных владельцев [150]. Машины были заграничные, разных фирм и фасонов [151]. На них были счетчики, но чаще их нанимали из расчета примерно 5 рублей в час. Стоянка была на Невском, около Гостиного. Шоферы этих такси [152]выглядели людьми особого типа: одеты по-заграничному — каскетка, английское пальто, краги. Держались они с большим достоинством, ведь это были все хорошие механики, машины были несовершенной конструкции и часто портились, их надо было на ходу ремонтировать. Многие относились к таксомоторам с недоверием и предпочитали пользоваться извозчиками — надежнее и дешевле. На некоторых улицах с малым движением и с хорошим покрытием, например на набережной Фонтанки, иногда можно было наблюдать своеобразные гонки между рысаком и автомобилем. Победителем часто оказывался орловский рысак, правда на коротких дистанциях. При этом часть публики выражала явное удовольствие, сопровождая обгон криками восторга и нелестными выражениями в адрес автомобиля [153].
* * *
Орут ломовые на темных слоновых коней.
Хлещет кнут и скучное острое русское слово.
Саша Черный
Грузовой транспорт в пределах города был почти исключительно конным, гужевым. Это были ломовые извозчики [154]— ломовики, обычно сильные, здоровые люди, малоразвитые, в большинстве неграмотные. Они же были и грузчиками. Желая отметить грубость, невежество, в народе говорили: «Ведешь себя, ругаешься, как ломовой извозчик». Ломовые обозы содержались хозяевами, имевшими по нескольку десятков подвод [155]. Некоторые заводы, фабрики и другие предприятия, а также городское хозяйство имели свои ломовые обозы. Как общее правило, упряжка была русская — в дуге, хомут и шлея с медным набором. Телега на рессорах — качка, тяжелая, большого размера, на железном ходу, задние колеса большие, расстановка колес широкая, как раз по ширине трамвайных путей. Часто ломовики выезжали на трамвайный путь, колеса катились по рельсам — легко лошадям и извозчика не трясло. Такая езда запрещалась, но ломовики нарушали запрет. Чтобы удобно было грузить «с плеча», площадка была установлена высоко. Иногда площадка была с ящиком, в зависимости от того, что надо было перевозить. Лошади были крупные, тяжеловозы-битюги [156]першероны, на подводу накладывалось до 100 пудов и более. Проезд ломовиков по улицам с торцовой мостовой был запрещен или разрешался только в определенные часы, и грузовые обозы двигались преимущественно по улицам с булыжной мостовой. Их сопровождали грохот и крики ломовиков.
Особенно картинным был обоз городских боен: лошади здоровенные, сбруя вся в медных бляхах, качки, а зимой — сани, выкрашенные свинцовым суриком. Ломовики — отменные силачи — свободно переносили на спине только что освежеванную тушу черкасского быка [157]. Для того чтобы не перепачкаться в крови, они надевали себе на голову и спину рогожный куль.
Образцовые обозы содержались пивоваренными заводами Калинкина, Дурдина, «Бавария», «Вена»: лошади сытые, разъевшиеся на пивной барде [158], с желобками вдоль всей спины. Упряжка была без дуги, на постромках. Весь этот гужевой обоз зимой становился на тяжелые сани. На улицах весь снег не убирали, а всегда заботились, чтобы был санный путь. В условиях ровной местности Петербурга зимой и летом можно было перевозить большие тяжести одной лошадью. Но во время распутицы и гололеда мучением для лошади и возчиков становились крутые въезды на мосты.
Можно было здесь наблюдать такие сцены: в начале моста возчик разгонял лошадь, быстро вращая концами тяжелых ременных вожжей, исступленно крича и свистя, сам тащил воз за оглоблю. Когда лошадь падала или останавливалась, не в силах вывезти воз, подбегали другие возчики или кто-нибудь из прохожих, общими усилиями поднимали лошадь и вывозили подводу. Нередко здесь появлялся член Общества защиты животных, какая-нибудь субтильная барышня или нервный господин, которые кричали: «Не смейте бить лошадь, я вас привлеку!» Вытаскивать воз они не помогали.