— Нет, пусть будет с вами… Я один, на пузе, напрямки. Так быстрее дойду.

— Удачи, Дед!

— Все, я пошел…

Не насилуя двигатель, я перешел в пологое снижение, набирая скорость. Быстрее, быстрее домой. Какое-то неприятное чувство, как ноющий больной зуб, сидишь – и не знаешь, а вдруг сейчас полыхнет? Нет, высоту терять нельзя, а то прыгнуть не смогу. Все, ушел… Это уже точно наша территория… Еще минут пять – и надо высматривать аэродром. Наконец-то, вот и он!

— Это Дед, иду с дымом, прошу посадку…

— Полоса свободна, садись сразу, Дед. Медпомощь нужна?

— Нет, я цел.

Проскрипели выпущенные закрылки, с характерным стуком вышли шасси. Я подправил положение самолета… еще… еще… Все! Я на земле! Теперь не страшно – помогут, если что. Истребитель катился по полосе с каким-то неприятным скрежетом, его тянуло влево. Черт, что еще случилось?

Мне махали руками, приказывая сойти с полосы и заглушить двигатель. Приказывают – надо подчиняться. Двигатель, чихнув, замолк. На крыло вскочил Антоха, лицо белое, глаза чумные.

— Виктор, ты как? Цел?

— Да цел я, Тоха, цел. Я не ранен, а вот "Дедушка"…

— Тьфу, черт! Главное – ты цел, а "Дедушку" мы быстро подлечим. Ну, давай, помогу с ремнями.

Я оперся на борт кабины, неуклюже вылез на крыло, сбросил парашют. Руки ощутимо дрожали. Перенервничал, черт… Не заметили бы… Стыдоба.

Технари облепили "Дедушку", дружно навалились, и он, скрипя шасси и покачивая крыльями, пополз к стоянке. Моментом были сброшены капоты, техники, как доктора больного, окружили мой самолет и залязгали гаечными ключами.

— Вот, Виктор, накинь полушубок, простынешь… — Антоша сунул мне в руки теплый полушубок, и, на ходу раздавая команды, полез в самую кучу механиков-любителей. Дело закипело…

Еще минут через десять подошли и произвели посадку пять истребителей под командованием старшего лейтенанта Хромова. Все вернулись живы – здоровы. Штурмовиков тоже не потеряли. Боевой вылет прошел хорошо.

Оживленные ребята, переговариваясь и смеясь, потянулись на доклад. Я сбросил чужой полушубок, натянул свою остывшую на холоде куртку, и побежал за ребятами.

Вечером, после ужина и ста граммов за боевой вылет и уничтоженный зенитный автомат противника, довольный и сытый, я дошел до стоянки. Техники уже заканчивали, сматывали шнуры от переносок и одевали на мотор капоты.

— Антоша, ну что там, не томи?

Оказалось, что ничего, в общем, страшного не произошло. Пуля разбила какой-то коллектор, если я правильно понял, или патрубок в маслорадиаторе, вот он и дымил. Благо – что лететь было совсем близко, возгорания не получилось. В общем – все обошлось. Несколько пуль прошили плоскости, их уже привели в порядок. А вот одна пуля попала в диск колеса шасси и вывела его из строя. То-то истребитель скрежетал при пробеге, и вело его на полосе. Нужного колеса не было, его заказали, завтра привезут машиной или на ПО-2. А пока мне летать не на чем. Вот так-то… Изуродованную пулеметную пулю из шасси Антоша преподнес мне, но я ее с отвращением выбросил. Что я мазохист, что ли, эту гадость собрать. Хватит и осколков из госпиталя…

А утром – снова звонок из дивизии, снова сборная группа. Мне разрешили взять самолет комиссара, благо – он был с рацией и передатчиком. Да, чувствуется отличие "Як-1" от "Як-1б", здорово чувствуется. Но, ничего. Летать можно…

На этот раз я летал в паре с Демычем, у него тоже был "Як-1". Пара была равноценной. Погода стала немного получше, и мы сделали уже два вылета на сопровождение горбатых.

А на третьем вылете меня сбила зенитка…

Произошло все обыденно и просто. Сам ведь говорил – не надо снижаться, держаться надо на тысяче метров. А то по илам бьют, а по нам попадают. Нет, все-таки полез вниз. Штурмануть захотелось, по немцам пострелять. Илы бы без меня не разобрались бы с немцами…

Только я нацелился зажечь какой-то грузовик с пушкой на прицепе, как услышал резкий, звонкий удар, как будто сломался или, точнее говоря, лопнул стальной стержень, и мотор как обрезало… Тишина, лепота, только свист разрезаемого воздуха. Земля приближается, а на земле – рассвирепевшие немцы, которые меня с нетерпением ждут, чтобы прижать к своим тевтонским грудям. Ага, и придушить в объятиях… Маневрировать нельзя, нужно беречь каждый метр высоты, да и куда маневрировать? Слишком далеко мы от наших, мне не долететь… Мне бы отлететь от дороги хоть на пару километров.

— 22-й, я Дед. Сбит зениткой, иду на вынужденную. Я не ранен… Ждите – скоро прибегу.

Ага, скоро! Но – не вешать нос, гардемарины! Не будем рыдать в эфире, это не телепередача…

Скосив глаза вправо, я наблюдал за своей тенью на снегу. Метра два… еще потянем, еще… полметра… Я уперся левой рукой в приборную доску. Черт, черт! Бам, бац, бумбарахт! Истребитель окутался снежной пылью, его ударило в брюхо, самолет подпрыгнул, жестко приземлился, прополз еще немного, закрутился и… Встал. Наконец-то! Я жив! Смертельный номер, один раз в сезоне! Да уж, чаще и не надо! И один раз – это совершенно лишнее.