— Потому что, дорогой, ты у нас особенный, — ответила мать.

— Особенный?

Он знал, она не хочет его обидеть, но почему при этом слове всегда так болело сердце? Келвин желал быть не особенным, а обыкновенным ребенком.

— Твой отец тоже не похож на других. Ты в него.

— Но… Почему?

— Он из другого мира, дорогой. Этот мир чуть-чуть отличается от нашего. Подобных планет много, миллионы вселенных, мест, где существует жизнь. И хотя все они расположены рядом, соприкасаясь, как кожица с луковицей, все же чем-то неуловимым отличаются друг от друга. Мы не можем видеть миры, взаимно проникающие в наш, но они есть, и вполне реальны для живущих там людей.

— Там?

Он не понял ни слова из объяснений матери и знал только, что ненавидит резкий запах лука.

— Здесь. Вокруг нас. Твой отец толкует об атомах и огромных расстояниях между звездами, но мудрые люди в нашем мире, объясняют это по-другому.

Он оглядел комнату; небогатую мебель и желтый деревянный пол с лужами от расплескавшейся из таза воды.

— Здесь? Еще один мальчик? Другой? В другом мире и таком же тазу.

— Может не один, а много мальчиков: столько, сколько существует миров, почти подобных нашему. Именно так, скорее всего, зарождаются новые мифы, предрассудки, сказки и легенды — благодаря соседству, близости, почти полной тождественности.

Сильные гибкие пальцы втирали мыло в грудь Келвина.

— Ты все поймешь, когда станешь старше, дорогой. Когда вырастешь и почувствуешь в себе силы исполнить старое Пророчество.

— Пророчество? Что это такое, мама?

Она вытерла руки о полотенце, подошла к отцовскому письменному столу, открыла его и вынула книгу в пергаментном переплете с кровавым пятном а крышке. Потом подошла к Келвину, села рядом, открыла книгу и начала переворачивать страницы. Мальчик увидел странные, беспорядочно разбросанные письма.

— Это Книга Пророчеств, — объяснила мать, — написанная давным-давно Мауваром Великолепным, могущим прозревать то, что ждет впереди, тем, кто сам стал подобным Божеству, Мауваров, схватившимся в смертельном поединке со злым чародеем Затанасом, Мауваром, который, как говорят, будет жить вечно, если Затанас не уничтожит его, и не исторгнет его сущность из нашего континуума. Я прочту тебе сейчас слова, написанные Мауваром задолго до рождения твоего отца и моего.

— Это обо мне, мама? — возбужденно подскочил малыш, охваченный нетерпением.

— Да, дорогой. Правда, имени его не упоминается, но не сомневайся, именно ты выполнишь предсказанное Мауваром.

И сжав сильной ладонью худенькие пальчики, женщина начала читать:

«Настанет время и появится на свете Круглоухий, рожденный, чтобы стать свободным и сильным, победитель драконов, с самой юности призванный вести в бой армии, избавить свою родину от гнойной язвы, объединить Два, потом Четыре, пока, наконец, Семеро не станут единым целым. Только тогда его задача будет выполнена. И ожидают его почет и слава, уважение многих, проклятья жалких завистников. Весь мир узнает о деяниях Круглоухого!»

— Очень красиво, мама. Что это означает?

— Что ты будешь сражаться с драконами, избавишь Рад от тирании королевы Зоанны, дочери Затанаса, объединишь сначала два из семи королевств, потом четыре, и под конец — все семь владений станут одной страной.

— Но как я смогу этого добиться, мама?

— Узнаешь, когда настанет время. Это Пророчество. Пророчества могут быть неверно поняты, но всегда исполняются. Всегда. Если не в нашем мире, то в подобном ему.

— И насчет драконов тоже правда?

— Да, дорогой.

— Драконы… с когтями, зубами, длинными языками и чешуей?

— Конечно, милый. А чешуя из золота, точно как в тех историях, которые я тебе читала.

— И я женюсь на принцессе, и мы будем жить долго и счастливо в большом красивом дворце? И у нас будут слуги, придворные, шуты, акробаты и пони?

— Может быть, — нежно улыбнулась мать. — Но в Пророчестве об этом ничего не сказано. И оно приведено здесь не полностью. Какие-то подробности известны в разных уголках света. Кто-то толкует о перчатках, некоторые — о круглоухих девушках, но все это, наверное, не так важно. Знаю только, что в книге говориться именно о тебе.

— А тебе было известно об этом, когда выходила замуж за папу?

— Не совсем, дорогой, — засмеялась мать. — Просто знала, что должна стать женой круглоухого, если хочу иметь круглоухого младенца, и даже тогда уверенности, что у тебя будут такие уши, не было. Я только надеялась, что мой сын будет хорошим человеком.

— Ты хотела круглоухого сына? — недоверчиво переспросил Келвин.

Мать обняла его, поцеловала в левое ухо и прошептала:

— Конечно, Келвин. Но знай я, что это будешь ты, хотела бы его, даже не будь Пророчества.