Новый мир. № 7, 2003
вернуться

Журнал «Новый мир»
Шрифт:

В животе ее, засыпая, тяжело толкнулся неясный ребенок, связь со слабым щелчком разъединилась, и Галина Тимофеевна умерла.

Сергей Хомутов

Летящие версты

Хомутов Сергей Адольфович родился в 1950 году. Выпускник Литературного института им. А. М. Горького. Автор десяти лирических сборников. Главный редактор литературно-исторического журнала «Русь». Живет в Рыбинске.

* * *
Проснусь в переполненной бочке вагона — на жестком устану. Какого еще ожидать перегона, коль всё не по плану? Какого еще ожидать полустанка, уж я и не знаю. В соседнем купе продолжается пьянка, печально внимаю. Добро, за окошком бегут перелески, холмистая местность. И звездчаты встречные речки от блеска, змеясь в неизвестность. Летящие версты — прощальные строчки за пологом дыма… А жизнь, как и прежде, от точки до точки неисповедима.
* * *
Всё разумное в нас и безумное равновелико — то бесценные ценности, то по углам черепки… Две сектантки поют, завывают протяжно и дико на заснеженной станции возле замерзшей реки. Что сюда занесло эту пару неясного свойства и о чем эти песни, подобные шуму в степи? И душе не укрыться, не спрятаться от беспокойства — всё в России по замыслу вроде и всё вопреки. За платформой деревня, где сеют и пашут весною, где еще уберегся по нищенским избам уют. Но какою-то жгучей, какой-то всесветной виною переполнено завтра — а рядом сектантки поют. Кто их бог — неизвестно и кто их кумир — непонятно и бессмысленно спрашивать, ибо ответа не жди. Далеко ль собрались или нынче ж вернутся обратно и какие надежды в сухой сберегают груди? Налетит тепловоз, оборвав с возвращением в город размышленья твои о превратностях общей судьбы. Но и там лишь острее сиротский почувствуешь холод и ничтожность своей не дошедшей до Бога мольбы. …За окном темнота, и, к стеклу приникая глазами, ты напрасно пытаешься высмотреть вечное дно, что с рожденья до смерти привычно зовем небесами. Но глядишь и глядишь, и другого тебе не дано.
* * *
Апрель, на кладбище размытое спешат машины и народ. Уткнув в кашне лицо небритое, с трудом пройдешь к могиле вброд. Повернуты и опрокинуты недавно врытые кресты, водою памятники сдвинуты, обсели вороны кусты. А похороны продолжаются, не остановишь этот смерч — в потоке мутном отражаются одновременно жизнь и смерть.
* * *
Память — грустное наследье, столько горькой правды в ней. Новое тысячелетье от иных растет корней. Омут темный, серебристый с окуньками да плотвой, луг пресветлый, бор пречистый, вы остались в жизни той — там, где утром с зыби синей долетал к нам водный прах, там, где кладбище святыней было в розах и крестах, где еще земная сила мне сулила столько благ и прабабкина могила не осыпалась в овраг…
Реставрация
Декабрьское утро. Безликие стены столетья. Навряд ли печальней возможно представить наследье. И не с чем уйти, чтобы с чем-то обратно вернуться, добро бы от сна — тяжелее от яви очнуться. Кривые ступени, холодные серые плиты, и камни разбиты, и мысли святые забыты, и клети лесов накренились до самого неба. И мертвая память как несовершенная треба. Под сводами Спаса невидимо Преображенье, лишь темного снега наметы, морозное жженье. Всё выше идем, а как будто спускаемся ниже, и странно услышать почти позабытое «…иже»… О, сколько еще нам щепотью крестить этот воздух, чтоб снова исконный наш, отчий, почувствовать роздых, увидеть, что паперть от ладана стала туманна… И грешные губы молитвенно шепчут: «Осанна!»
* * *
* * *
Слова, превращенные в пули, возможно, уже не слова: в сплошном демоническом гуле они утеряли права на музыку, что согревала и души звала к небесам, и вечную жизнь обещала, и волю давала слезам. Уйдем в тишину золотую, в молчание далей цветных, где губы молитву святую прочтут, поминая родных. И вечная тайна пробьется, жестокую блажь отстраня. И музыка вновь отзовется, в согласных и гласных звеня.

Рустам Рахматуллин

Средокрестия Москвы

Рустам Рахматуллин (род. в 1966) — эссеист, москвовед. Куратор московского Эссе-клуба, участник литературно-исследовательской группы «Путевой Журнал». Лауреат премии «Нового мира» за цикл эссе из будущей книги «Облюбование Москвы» (см. «Новый мир», 2001, № 10 и 2002, № 11).

Цикл «Средокрестия» входит в первую книгу автора «Две Москвы. Опыты метафизического градоведения», которая готовится к изданию в этом году. Цикл включает кроме предлагаемых здесь эссе о средокрестиях водном (см. «Водопоец» — «Новая Юность», 1999, № 5), «явленном» (см. «Красная площадь» — «Октябрь», 2002, № 10), «морочном» (см. «Исход» — «Новый мир», 2000, № 1) и «потаенном» (см. «Точка F» — «Независимая газета», 1998, 16 октября).

I. Грунтовое

…На сем месте созиждется град превелик, и распространится царствие треугольное, и в нем умножатся различных орд люди.

«Сказание о начале царствующего града Москвы».

Боровицкая площадь. Начинается земля, как известно, от Боровицкой площади. В частности, от нее начинается Кремль, распространяется к востоку с каждым расширением, а наконец остановившись, образует за собой Красную площадь, откуда земля начинается снова.

Во всяком случае, если на Красной начинается Россия, то на Боровицкой начинается Москва, — и может отыскаться какой-то смысл в том, что эти два начала не совпадают. Между ними заключена дистанция Кремля, который, маскируя несовпадение, начинает землю собой.

Боровицкий ноль координат образовался скрещением дорог у слияния рек. Здесь, при впадении Неглинной в Москву, нашла свой брод Волоцкая, новгородская дорога — нынешняя улица Знаменка. За бродом она продолжалась дорогой, которую мы назовем, в реалиях XIII и последующих веков, ордынской: улицы Всехсвятская, Полянка и далее. Торг и город завязались подле брода: великие континентальные столицы начинаются у мелкой воды.

У брода же эту дорогу пересекла другая, шедшая вдоль Москвы-реки, дорога, соединявшая Ростово-Суздальскую землю с Киевом: бровка (или подол) Кремля — Волхонка.