Шрифт:
Собравшись с духом, Маджи ответила, как ей показалось ровным голосом.
— Как ни лестно это слышать, но мне двадцать пять, почти двадцать шесть.
Она искренне не понимала, при чем тут возраст и его мамаша, превзошедшая саму себя…
— Слава богу. Я не мерзавец, соблазняющий малолетних девиц.
— Вы хуже… Вы бессовестно способны унизить любую девушку! — Маджи стремительно выпрямилась и резко оттолкнула Никоса. — Нам пора собираться. Ваших экспериментов мне хватит с лихвой.
Мощная рука охватила ее плечи, когда она попыталась встать.
— Подождите, Маджи. Знаю, мы начали не с того, хотя вы и должны признать, что виноват не я один… Но мы же взрослые люди и можем вести себя разумно, а?
Маджи удивленно взглянула.
— Разумно? — переспросила она. — Самое разумное, если вы оставите меня в покое.
— Да я хочу вас больше, чем вообще хотел какую-либо женщину. И как последний юнец ничего не могу с этим поделать.
Никос опустил глаза к плавкам. Между ног под натиском плоти материя вздулась бугром.
Как ему не стыдно? — пронеслось в голове девушки.
— Давно уже ни одна женщина не возбуждала меня с такой легкостью. Я знаю, вы тоже хотите меня, — начинаете дрожать от одного лишь прикосновения. Так в чем проблема? Не заняться ли нам делом по-настоящему?
Именно эта прозаическая манера, в которой он высказал свое предложение, больше всего взъярила Маджи. Отпрянув, она схватила валявшуюся на песке одежду и бросилась прочь, сопровождаемая раскатистым смехом.
Разумеется, через пять минут девушка вернулась, но уже полностью одетая. Пусть только еще раз полезет, мстительно поклялась Маджи.
— Может, я предложил недостаточно лестные условия? — сказал Никос, как ни в чем не бывало натягивая на себя шорты и рубашку.
— Меня совершенно не интересуют ваши условия, мистер Костаки, — холодно парировала Маджи. — Мы можем уже возвращаться? Я согласилась приехать сюда совсем не ради ваших «тонких» намеков.
Никос бросил на нее насмешливый взгляд.
— Храбритесь? Ну, ну. Вы жаждете секса так же, как и я, только не готовы самой себе признаться, — беспечно проговорил он, крепко взяв ее за запястье. Маджи попыталась высвободиться. — Не будьте ребенком. — Мятеж был мягко подавлен, и рука об руку они направились к машине.
Девушка решила не разговаривать с ним, хранила ледяное молчание всю обратную дорогу. Когда они наконец приехали в город, Никос повернулся и тихо сказал:
— О'кей, я приношу извинения… Мир, дружба… — Он клятвенно поднял руку. — Обещаю больше не приставать.
Маджи чувствовала, как горят ее щеки. Что я за дура — дважды в один день чуть не растаяла в его объятиях, а для него это всего лишь шуточки. В знак наступившего перемирия она протянула руку. На ее месте ни одна здравомыслящая женщина не думала бы о подобных ухаживаниях всерьез. Вот и ей лучше взяться за голову, чем распускать нюни или злиться.
Вскоре очарование пешей прогулки по городку и внешнее дружелюбие спутника оттеснили на задний план эпизод на пляже. Никто не остался бы безразличным к узеньким горбатым улочкам, увитым виноградной лозой изгородям, буйству цветов на окнах с распахнутыми ставнями.
Когда солнце покатилось к закату, Никос привел ее в «Маленькую Венецию». Здесь здания стояли на самом краю моря, и верхние этажи нависали над водой чудесными резными балконами. Они поднялись по узкой винтовой лестнице в уютный бар, откуда открывался потрясающий вид на заходящее солнце. И, словно аккомпанируя закату, чуть приглушенно звучала классическая музыка, удвоившая романтическое настроение, охватившее девушку.
— Что будете пить, Мадж? — негромко спросил Никос. Похоже, царившая в тот миг атмосфера подействовала даже на него.
— Все равно. Здесь так чудесно. — Она не смогла сдержать восторга и мимолетно коснулась его плеча. — Спасибо, что привели меня сюда.
— Это я должен благодарить, — улыбнулся Никос. Его глаза засветились на редкость нежной теплотой.
Официант принес виски с содовой и какой-то невероятный напиток для нее — бокал с бенгальским огнем, щедро сыпавшим свои разноцветные звездочки.
— За этот сказочный вечер! — произнесла Маджи после того, как погасла последняя искорка, храбро отхлебнула глоток и чуть не задохнулась: — Чересчур крепкий. Я к такому не привыкла.
Они посмеялись, потом в молчаливом согласии оба обратились к морю. Ярко-багряное солнце медленно опускалось к горизонту.
В баре за их спиной зазвучала новая мелодия. Девушка просияла.
— Россини — мой любимый композитор! Кажется, увертюра к «Сороке-воровке».
— Вам нравятся его увертюры?