— Я проведу вас в горы, к курдам.

Две женщины как раз кормили грудью своих детей. Мы дали их мулсу лекарств, которыми снабдил нас отец Хайдара. Муж пололсил лекарства в тень. Мы хотели сфотографировать женщин, но они отказались, вместо этого они открыли какой-то сундук и достали оттуда яркое платье, которое я должна была надеть. В этом платье муж посадил меня на свою лошадь, и Хайдар сфотографировал меня. Потом мы отправились на своих ослах в обратный путь, а женщины все еще продолжали кормить детей грудью.

В Хаккьяри в больнице врач перевязал мне руку и сказал:

— Вам здесь нечего делать. Езжали бы уже к своим родителям.

С перевязанной рукой я подсела в кафе к рабочим-дорожникам и спросила их, сколько они получают и есть ли у них профсоюз, который борется за их права. Они рассказали мне, что зарплату им частенько задерживают.

— А что мы можем с этим поделать, уважаемая? — спросили они меня.

В этот момент в кафе вошли несколько солдат с автоматами наперевес. Они вошли и очень удивились.

Я сказала дорожникам:

— Вы можете пойти пешком в Анкару, чтобы отстоять там свои права.

Дорожники рассмеялись и сказали:

— Да у нас и башмаков-то столько не найдется, чтоб до Анкары дойти. Есть одни, да и те каши просят.

Я проскандировала несколько наших стамбульских боевых речевок, и рабочие смеялись вместе со мной.

Солдаты продолжали смотреть на меня большими глазами, и руки их лежали на автоматах.

Дорожники сказали:

— Дочь наша, уважаемая, выпей еще с нами чаю.

Хайдар куда-то исчез, на улице начался дождь, в считаные минуты рубаха моего отца и повязка на руке промокли насквозь, и в туфлях моих хлюпала вода. В конце концов я нашла Хайдара в парке на скамейке. Он сидел там так, как будто истосковался по воде.

— Поскольку ты любишь этого буржуя, ты не соблюдаешь никаких мер предосторожности, хотя, как социалистка, ты должна была бы подумать об этом. Эти буржуйские сынки только играют в социализм, — сказал он.

Целый час мы просидели под проливным дождем. Когда мы говорили, дождь заливался нам в рот, когда мы кричали друг на друга, дождь снова выскакивал из наших ртов наружу. В какой-то момент мимо нас прошел мужчина в очках. Он шел, то и дело протирал свои очки мокрым платком и смотрел на нас. Когда вечером мы с Хайдаром сидели в ресторане гостиницы и пили ракэ, к нам подошел тот самый мужчина, который все время протирал свои очки. Оказалось, что он единственный журналист в Хаккьяри. Он взял мою руку, поцеловал ее и сказал:

— Я видел вас. Вы как герои Сартра из «Невиновных». Он — Иван, а вы — Наташа, и вы собираетесь бросить в царя бомбу.

Журналист подсел к нам, он сидел, плакал и все целовал мне руку.

— Я мелкий, ничтожный провинциальный журналист, а вы — вы герои Сартра.

Когда он, все еще продолжая плакать, выпил ракэ, шестеро наших полицейских в штатском тоже подняли свои стаканы, и мы присоединились к ним. Ночью к нам постучался человек из рабочей партии.

— Есть грузовик, который отвезет вас назад, в Анкару, — прошептал он. — Вам пора сваливать отсюда.

Мы сели в грузовик, водитель оказался пожилым мужчиной, он всю дорогу угощал нас сигаретами. В темноте мы слышали тысячи птичьих голосов, и вдруг неожиданно верхушки гор осветились. Водитель притормозил, потом солнце скакнуло наверх, нырнуло куда-то за горы, чтобы уже через секунду вынырнуть снова. В этот момент несколько птиц ударились о лобовое стекло и остались лежать без движения на капоте, в красноватом свете утреннего солнца. Водитель сказал:

— Некоторые птицы гибнут за солнце.

Грузовик все ехал и ехал и раздавил шесть змей, которые хотели переползти через дорогу. К вечеру мы добрались до города Ван, расположенного на берегу чудесного озера. Водитель устроил себе небольшой перерыв, он отправился в автобусный гараж попить чаю, потом вернулся и сказал:

— Мне пора ехать, но вас я взять не могу. Мэр Хаккьяри уже позвонил сюда. Я не имею права использовать государственный грузовик для перевозки коммунистов. Ничем не могу вам помочь. У меня дети.

Он дал нам сигарет и поехал дальше, в сторону Анкары. Хайдар фотографировал землю и лягушек в пыли, рядом с которыми мы сидели. Сначала к нам подсел щенок, который устроился рядом и тоже стал смотреть на лягушек, потом неизвестно откуда взялся какой-то мужчина, который знал, как нас зовут.