— Лесные, но в реку не сунулись. Их и сейчас не слышно, я наблюдал.

— Меня чуть не подстрелили.

— Хреновые они лучники, — проворчал Щавель. — В задницу надо было бить, ей на бегу не повертишь.

— Они из огнестрела палили, — сказал Жёлудь.

— Из огнестрела разве попадёшь… Всё, готово, — Щавель размотал ремешок, отряхнул, сунул в карман.

— Точно за нами не гонятся?

— Точно. Ты что-нибудь слышишь?

Беззвучно через реку верхом не переправишься, это Жёлудь знал хорошо, да и не надо было разбойникам скрытничать. Они бы въехали на полном скаку, и затем кони плескались и фыркали бы на весь лес.

— Бежим, чтобы согреться, только тихо, — приказал Щавель.

Тихо не получалось — в сапогах хлюпало. Даже когда вытрясли воду, они продолжали скрипеть.

— Малый ход, — лучники влетели в кусты, почти невидимые при свете молодого месяца. Волей-неволей, пришлось перейти на шаг.

Беглецы забрались в рябинник, судя по лезущей в пальцы листве, и подсохший ломкий ольховник. Продираться через него было несподручно. Оказавшись на полянке, Щавель принял единственно верное решение:

— Привал.

Карманы обоих пленников вехобиты очистили, но снять с шеи командира похожий на ладанку мешочек остереглись. В мешочке уцелели командирские часы и шведское огниво, которое Щавель берёг на крайний случай.

Лучники наломали сушняка, надрали волокнистой коры и лишайника со стволов, сложили в кучу. Щавель поднёс стерженёк волшебного металла к лишайнику, струганул острым краем стального корпуса часов. Ослепительный пучок белых искр полетел на трут, в нём засветились красные огоньки. Щавель для надёжности скребанул ещё. Умело раздул пламя. Огонёк перелез на кору, поел, взвился, прихватил тонкие веточки.

Вскоре беглецы грелись у костра, развесив на распорках одежду. Особо не раскочегаривали, но и дров не жалели и не шугались каждого шороха. Щавель прислушивался, Жёлудь принюхивался, лес жил присущей для ночи жизнью, не сигнализируя тишиной о продвижении человека.

Щавель связал ремешки, которыми вехобиты спутывали им руки, к концам примотал крепкие толстые палки длиной с палец, получилась удавка. Расплёл косичку, вытащил тетиву конского волоса, смастерил вторую удавку.

— Хорошо, тетиву изъять не догадались, а то бы хайр пришлось срезать под корень и из волос верёвку плести, что само по себе жутко геморно, в лесу же трикрат.

— Ты бы плёл, а я б рубашкой рыбы наловил, — рассудил Жёлудь. — Шалаш построили, жили бы тут.

— Угу, — сказал Щавель.

Он завёл часы, повертел у костра, разглядывая циферблат.

— Сорок минут первого. Пятое июня, сегодня Литвин должен до Лихославля добраться.

— Если не застрянет нигде, — Жёлудь переломил о колено сухую ольшину, поморщился, подбросил в костёр, дрова весело затрещали.

— И эту деревню бы так, — с хмурой мечтательностью поделился он. — Мало разбойников бьют. Надо весь гадюшник целиком выжигать, чтоб им не повадно было.

Щавель с холодным интересом наблюдал за сыном.

— А дорогу кто ремонтировать будет? — спросил он. — Вехобиты для того тут поселены.

— К вехобитам в плен лучше не попадаться, — Жёлудь сломал ветку, сунул в огонь, будто кинжалы втыкал. — И в плен их не брать.

Щавель посмотрел на него со значением.

— Ты как, руками шевелить можешь?

— Могу, — буркнул Жёлудь.

— Тогда поохотимся, — постановил отец. — Когда убегаешь, преследование силу отнимает, а охотнику преследование силу даёт. Поэтому долго бегать нельзя, надо самим нападать, чтобы свежей крови напиться и возрадоваться жизни.

— Глоток свежей крови не помешал бы, — Жёлудь втянул воздух, будто хотел учуять парное мясо. Ноздри его жадно раздувались.

Горячая, вкусная человеческая печёнка! В животе заурчало, так приспичило запороть нажористый кусман. Парень сглотнул голодную слюну и посмотрел в темноту, в лес, за которым в избах спала еда.

Посидели молча, подставляя бока огню. Идущий от костра жар распространялся по телу до самого нутра, согревая и размягчая озябшую душу.

— Представляешь, где мы находимся?

— Река там, — показал Жёлудь.

— До Спарты часа полтора идти, если быстро.

— Надо ещё через речку переплыть и обсушиться.

— К рассвету управимся. Перед зорькой лучше всего ловить человеков. К тому же, спартанцы нас не ждут. Они думают, что мы сейчас на пути в Бухлово, и шарятся по той дороге, если вообще не плюнули на это дело. С них станется. В них разумения человеческого с гулькин нос.

— А во мне теперь совсем ничего человеческого к ним не осталось.