— И надо играть корректней, — добавил Антон. — Сколько штрафных они нам набросали! Взять хотя бы Иво. На кой черт ты вытолкнул тогда малого с площадки?

— Он сам налетел на меня, — оправдывался я.

— Брось трепаться! — рявкнул Фред. — Я прекрасно видел, как ты его пихнул.

— Что оставалось мне делать! Как только мяч у меня, он бьет не по мячу, а сразу по пальцам.

— Ну так и бей его тоже по пальцам, но не нарывайся на замечания.

— Конечно, тебя никто не бьет по пальцам! — огрызнулся я на Антона. — Сам играешь как лопух, только и соображения, что закинуть мяч в корзину, когда его тебе дадут прямо в руки.

— Ты сам лопух! — отбрехнулся Антон. — Я-то хоть могу в корзину попасть. А вот ты лопух лопухом: и играешь и бросаешь как лопух. Я даже не пойму, как это у тебя получился крюк.

— Еще бы! — парировал я. — Умение мыслить никогда не было твоей сильной стороной.

— Заткнись! — налетел вдруг на меня мой добрый друг Фред. — По морде схлопочешь! Если бы ты играл, как он, мы бы уже давно вышли вперед.

Я отошел в сторонку и не удержался, чтобы не сказать:

— Только при одном условии: если бы и ты тожеиграл, как он.

— Бросьте, ребята, грызню! — прикрикнул Эрик, чей авторитет был для нас сейчас непререкаем. — Еще не все потеряно. Более точные передачи, продуманные броски, и дело пойдет.

Лиепинь не вмешивался. Стоял и усмехался в бороду. Я слышал, как он тихонько сказал Эрику:

— Пускай их выговорятся. Кое-кто из них еще не усвоил, что баскетбол — игра коллективная.

Не усвоил! Больно надо мне чего-то усваивать, если каждый корчит из себя ангела, а тебя считает распоследним грешником.

Перед самым началом второй половины игры начал моросить дождик. Небо наглухо заволокло тучами, и на то, что скоро прояснится, надежды не было.

Патриоты вецмилгравской школы кричали, что игру надо продолжать. Ведь их любимая команда была впереди. Решили играть дальше.

Мы с Янкой сидели в резерве.

Во второй половине игры нам и вовсе не везло. Не помогла и дискуссия в перерыве, в которой каждый раскрывал ошибки товарищей. Как только вышли на площадку, все сразу было забыто и пошло по-старому.

На восьмой минуте Лиепинь выпустил меня на площадку вместо Роберта. Счет был уже 31:44.

Когда глядишь со стороны, видишь ошибки другого. Когда играешь сам, все иначе. Чем больше стараешься сознательно не допускать ошибок, тем больше их делаешь. В игре нельзя думать. Нету на это времени. Весь мыслительный процесс должен быть в крови и притом четким, как программа для вычислительной машины. Глаза и уши непрерывно и автоматически воспринимают информацию. Едва мяч коснется твоих рук, мозг выдает точное решение, и дальнейший путь мяча уже известен. Баскет не шахматы, где можно обдумывать ход за ходом.

Я играл как умел.

По-прежнему моросило. Мы были насквозь мокрые от дождя и пота. Кеды скользили, и Эрик первый шлепнулся на пол.

Разношерстная публика орала от восторга, когда наши дела шли плохо, и возмущенно голосила, когда мы набирали очки. Только горн прекратил свое мерзкое верещание. Наверно, дополна налился водой, и шкет был не в силах его продуть.

Превосходство наших соперников было очевидным. Игра шла преимущественно у нашего щита. Время от времени Эрик с Фредом делали приличный рывок, и мы неслись на другой конец площадки, чтобы тотчас откатиться назад, когда вецмилгравцы ринутся в контратаку.

До конца оставалось пять минут, когда Лиепинь вместо меня выпустил Янку. Бедняга продрог в ожидании своей очереди.

Я уходил с площадки и в этот момент заметил Диану. Вот этогоя уж никак не ожидал.

Она в коричневом плаще сидела неподалеку от мальчишки с горном и над головой держала цветной японский зонтик. Должно быть, она пришла недавно. Не то я ведь заметил бы ее раньше!

Мне было неприятно, что она видела, как я слабо играл во втором периоде.

Я пошел не к своим, а к ней.

— Привет, Диана! — издали крикнул я и почему-то ощутил неловкость, не имевшую отношения к слабой игре.

— Чао, Иво! — весело отозвалась она. — Иди под зонтик.

— Все равно промок, — вытолкнул я запыханно. — Хоть под зонтом, хоть без.

Примостился рядом, и она все-таки стала держать зонт надо мной. Теперь дождь попадал мне только на правое плечо и колени.

— Как ваши дела?

— Наверно, уже продули. Тридцать восемь — пятьдесят четыре. Нам чертовски не везет.