– Кошмар! – Тамара театрально схватилась за голову. – Я этого не вынесу! Любка, я тебя умоляю, не выходи замуж в ближайшие десять лет, не оставляй меня одну, не бросай на съедение этим апологетам мещанского образа жизни!

И сестры дружно расхохотались, моментально забыв о только что разгоревшемся дома скандале.

В октябре Клара Степановна достала два билета в Большой театр «на Плисецкую» и торжественно вручила Родиславу:

– Вот, пригласи Любочку, говорят, Плисецкая потрясающе танцует. Это будет воскресенье, приводи Любу к нам на обед, а потом вместе в театр поедете.

Люба была на седьмом небе от счастья: ей удастся посмотреть на саму приму-балерину Большого! Галину Уланову ей увидеть на сцене не довелось, и Люба очень об этом сожалела, но зато теперь она увидит Майю Плисецкую, про которую даже в «Правде» писали и которая в Америке произвела настоящий фурор.

С самого утра в воскресенье Зинаида начала собирать дочь на свидание, ведь это не просто очередная встреча с Родиком, а визит в дом его родителей, надо надеяться – будущих родственников. И хотя приглашение на воскресный обед было не в новинку, Зинаида почему-то именно в этот раз решила отнестись к сборам более ответственно.

– Возьми мои туфли, – она вынула из коробки и поставила на пол пару изящных серых туфелек на высокой шпильке, – будешь в них хорошо смотреться.

Размер ноги у матери и Любы был одинаковым, и девушка без колебаний встала на каблуки. Встала – и тут же села.

– Мам, я не смогу, – жалобно простонала она, – я заваливаюсь. В них же невозможно ходить!

– Очень даже возможно! – сердито ответила Зинаида. – Я же хожу, значит, и ты сможешь. И нечего капризничать, вставай и ходи по комнате, пока не обвыкнешься.

– Может, не надо? – робко попросила Люба.

В туфлях было отчаянно неудобно, они оказались великоваты, совсем чуть-чуть, но и этого было достаточно, чтобы Любина нога вихляла на тонкой шпильке из стороны в сторону.

– Очень даже надо, – решительно произнесла мать. – Ты наденешь вот это мое платье, оно совсем прямое, и без шпильки ноги будут смотреться как колоды.

– Я могу надеть блузку и широкую юбку в клеточку с пояском, – предложила Люба свой любимый наряд, в котором она уже несколько раз ходила с Родиком в кино. – Тогда можно без шпильки.

– С ума сошла! В Большой театр – в юбке в клеточку! Ты соображаешь, что говоришь, Любаша? Билеты достала Клара Степановна, наверное, у них там в университете распространяли, на спектакле будут ее знакомые, которые знают Родика, и что они подумают, когда увидят его с девушкой, одетой, как будто она в сельский клуб собралась? Что они потом Кларе Степановне скажут? Что ее сын связался с деревенщиной, у которой ни вкуса нет, ни воспитания? Ты наденешь вот это мое платье, оно светлое, нарядное, строгое, я еще тебе вот сюда брошечку приколю…

Люба сдалась, молча натянула на себя мамино платье, терпеливо стояла, пока Зинаида искала, куда бы приколоть крупную блестящую брошь, чтобы она выигрышней смотрелась, и начала послушно ходить взад-вперед по комнате, приучаясь держать баланс в болтающихся на ногах туфельках.

Когда пришла Тамара, которую посылали на рынок за продуктами, Люба уже чуть не плакала от боли – оказалось, что туфли еще и натирают ей пятки. Тамара несколько секунд смотрела на сестру безумными глазами, потом схватила ее за руку и вытащила в длинный коридор, заставленный велосипедами, вешалками и тумбочками.

– Ты что, обалдела? – прошипела она. – Ты что на себя напялила?

– Это не я, это мама, – стала оправдываться Люба. – Я хотела свою любимую юбку из «шотландки» надеть с белой кофточкой, а она не разрешила, и еще туфли на шпильках заставляет носить, а я не могу, у меня ноги болят, они трут очень…

– Любка, тебе семнадцать лет, а ты вырядилась, как замужняя дама. У тебя глаза вообще есть? Ты чем смотришь? Платье кремовое, туфли серые – ну куда это годится? А брошка эта чудовищная? Это же писк, только не моды, а мещанства! Она здесь ни к селу ни к городу, молодые девушки не носят броши, это не гармонично. Ну ладно маманя, она у нас с тобой дурища, каких поискать, но ты-то, ты-то? Ты зачем соглашаешься себя уродовать? Или, может, тебе нравится?

– Да нет, мне не нравится, но мама велит.

– Вот учу я тебя, учу – толку никакого! – с досадой воскликнула Тамара. – Да наплюй ты на то, что она велит, в конце-то концов! Мамане уже за сорок, она и одевается, как солидная сорокалетняя дама, у нее все тряпки под этот возраст, а ты на себя напяливаешь. Куда тебе все это? Ты на себя посмотри, у тебя коса ниже пояса, а длинная коса – это признак юности, вот и одевайся соответственно своей прическе. А если хочешь выглядеть старше – давай я тебя постригу, тогда, может, и маманино тряпье сойдет.