— Доктор Кразас, предоставляю вам слово.

Кразас вдруг обворожительно улыбнулся. И добился желаемого эффекта — холодная атмосфера, воцарившаяся в комнате, мгновенно потеплела.

— Во-первых, — начал он, — я хотел бы вас поприветствовать, уверен, что могу сказать от имени всех старших сотрудников: мы ваши коллеги и друзья.

Логан посмотрел на Ларсена, тот уставился прямо перед собой с каменным лицом. «Конечно, — подумал он, — этот парень будет тем еще другом».

— А теперь, — продолжал Кразас, — возможно, некоторые уже знают, что я страстный поклонник кинорежиссера Альфреда Хичкока. И для этого есть причины. Я верю, что Хичкок мог бы стать прекрасным исследователем раковых болезней. Почему? Потому что он благоразумен, он аккуратен и изобретателен. Качества, которые вы должны в себе культивировать. И он знает, что такое отчаяние и страх. И не только знает, но и умеет обходиться с ними. — Судя по тому, как он многозначительно посмотрел на сидящих за столом, Логан понял — это была дежурная фраза Кразаса.

Кразас снова улыбнулся и дотронулся до блокнота на столе.

— Я уверен, вы знаете, что наш курс экспериментального лечения включает в себя три фазы. Первая — новая, совершенно новая форма лечения. Злокачественные образования в данном случае находятся на продвинутой стадии, и мы, без сомнения, понимаем, что шансов на успех мало. — Он помолчал, отпил воды из стакана. — Поэтому, разумеется, и наше понимание успеха меняется. Нас интересует уровень токсичности и определение дозы лекарств, которую человеческий организм в состоянии выдержать. А действие лекарств на злокачественное образование является только второстепенной заботой.

Он поднял блокнот.

— Читая эти материалы, вы заметите, что мы ведем только две протокольные записи по первой фазе. Это означает, что никто из вас не будет иметь дело более чем с двумя-тремя пациентами, участвующими в этом исследовании. Поскольку у пациентов весьма запущенное заболевание, они требуют к себе значительного внимания. — Он помолчал, взглянув на Ларсена. — Само собой разумеется, мы не обманываем больных. В нашем институте к этике относятся серьезно. Но, когда пациент в отчаянном положении, не всегда следует сообщать ему всю правду. Вспомните о Хичкоке: у пациентов, теряющих надежду, пропадает и стимул оставаться в рамках программы. — Он откашлялся и выпил еще воды. — Далее — только небольшое количество лекарств, использовавшихся на первой стадии, процентов десять, используется во второй фазе. Там проводятся сложные исследования, цель которых — определить эффективность воздействия соединений на злокачественное образование в определенном органе. В свою очередь, не более чем десять процентов этих лекарств, точнее, один процент в общей сложности, проходит испытания в третьей фазе, на которой опробуется новое лечение, отличающееся от самых последних терапевтических методик. Когда пациент ставит свою подпись о согласии, он не знает, будет ли он получать официальное лечение или экспериментальное. Но могу вам сказать, что наша политика заключается в том, чтобы никогда не давать больному раком нейтральные лекарства для его успокоения. Это — мошенничество самого жестокого свойства.

Он помолчал.

— Мы знаем, что все участники эксперимента — а это и наши пациенты, и их семьи, — как правило, настроены более или менее оптимистично. Они пришли сюда не просто потому, что здесь все бесплатно. Они надеются на излечение. Но мы — ученые, наши надежды велики, но ожидания вполне реалистичны. И, если исследования третьей фазы дают результат чуть выше обычного стандартного лечения или заметно улучшают состояние больного, это достижение. Но не думайте, что успехов не бывает. Я допускаю, что вы все знакомы с таким лекарством, как кисплатин?.. — Он помолчал, оглядев серьезные лица за столом, и, казалось, ждал ответа.

— Используется при лечении тестикулярного рака, — сказал Рестон.

— Да. Но это еще не все. Я думаю, вы слишком молоды, чтобы помнить фильм «Песня Брайана», он шел с огромным успехом, когда я был в вашем возрасте. Его сюжет основан на истории одного футболиста, умершего от тестикулярного рака очень молодым.

— Брайан Пикколо, — тихо сказал Логан со своего места рядом с секретаршей Ларсена.

Ларсен быстро взглянул на него.

— Это не всеобщая дискуссия, доктор. И не телевизионный конкурс.

— Так вот, — продолжал Кразас, — в те годы, в начале семидесятых, уровень излечивания рака составлял порядка тридцати процентов, а сегодня какой?

Молчание.

Сабрина Комо, итальянка, наконец ответила:

— Я думаю, семьдесят пять процентов.

Кразас кивнул.

— В настоящее время, с кисплатином, уже ближе к восьмидесяти.

Он поднял один из блокнотов и со стуком уронил его на стол. Некоторые вздрогнули.

— Тяжелый, да? В нем и конспект ведущихся сейчас протоколов. Их тридцать шесть. Вы должны познакомиться с ними к среде. В этот день вы примете под свою ответственность всех ваших пациентов.

Даже в годы интернатуры никто из молодых врачей не слышал о такой нагрузке.

Через два дня каждый из них получит более полусотни больных раком. Пациентов, лечащихся лекарствами, которые до сего дня совершенно не были известны.

— Для вашего удобства, — сказал Кразас, — старшие сотрудники надиктовали историю каждого случая. Сегодня днем, попозже, вам объяснят, как оформлять аналитическое предписание. Эти предписания нужны, когда пациент или выписывается, или по другим причинам выбывает из программы.