— Не смей так говорить! — воскликнула Ферн. — Не смей предлагать мне деньги!

— Чувствуешь себя оскорбленной? Теперь тебе понятно, что чувствую я? — В голосе его звучала горечь. — Значит, ты сможешь понять, что сейчас мне невыносимо тебя видеть.

Словно в доказательство этого, Данте отвернулся и начал мерить шагами комнату.

— Как, должно быть, ты смеялась надо мной!

— Неужели ты действительно так считаешь? — ахнула Ферн. — Ты не прав. Я никогда не смеялась над тобой.

— Ну, жалела, а это еще хуже.

Долгие годы Данте сдерживал себя, не рискуя никому доверять. И теперь чувствовал себя преданным.

— Я всегда хотела поговорить с тобой об этом, — сказала она. — Мне очень не нравилось обманывать тебя. Но мне не понравилось бы еще больше, если бы ты умер, а ты можешь умереть, если не пройдешь обследование.

— Что тут обследовать? Я все знаю.

— Сомневаюсь! — вспылила Ферн. — Ты самоуверенный человек, Данте, гордый, надменный и упрямый. Ты думаешь, что знаешь все, но медицина не стоит на месте. Если бы ты позволил врачам помочь тебе…

— Я знаю об этом больше, чем ты можешь себе представить, — резко бросил он. — Я видел, что эта болезнь сделала с моей семьей, видел загубленные ею жизни — не только людей, которые страдают от нее, но и тех, которые вынуждены наблюдать, как уходят их близкие. Или, еще хуже, когда они не умирают, а превращаются в растения. Уж лучше смерть.

— Думаешь, твоя смерть была бы для меня лучше? — прошептала она.

— Да! Она освободила бы тебя, если бы ты совершила ошибку, привязавшись ко мне.

Данте молча воззрился на нее, словно собственные слова потрясли его не меньше, чем Ферн. Когда молчание стало невыносимым, она с горечью проговорила:

— А как насчет того, чего я хочу? Это не считается?

— Как ты можешь судить, не зная, какова реальность?

— Я знаю, какова будет моя реальность, если ты умрешь. Я знаю это, потому что люблю тебя. Неужели ты никогда не задумывался о том, что творишь со мной? — взмолилась она.

— Ты не должна была влюбиться, — прохрипел Данте.

— И ты думаешь, достаточно сказать «нет», и ничего не случится? Может, тебе это легко удается. Но у меня есть сердце, и я не способна его контролировать, как ты. Да, я люблю тебя, Данте. Люблю глубоко и сильно. Чувство подкралось незаметно, а потом было уже поздно. Теперь я хочу одного: жить с тобой и заниматься с тобой любовью, выйти за тебя замуж и обнимать тебя во сне. И ты не считаешь, что это имеет значение? Хотела бы я быть такой же бессердечной, как ты.

— Я не…

— Заткнись и слушай. Я выслушала тебя, теперь твоя очередь. Мне начинает казаться, что ты не достоин любви, однако я ничего не могу с собой поделать. Вот такие дела. Как же мне поступить с этой любовью, которую никто из нас не желает?

— Убей ее, — бросил Данте.

— Скажи как.

Лицо его изменилось, постарело.

— Есть один способ, — пробормотал он. — И возможно, лучший.

— Данте, о чем ты говоришь?

— Я сам убью твою любовь.

— Даже тебе это не под силу, — сказала она, пытаясь не обращать внимания на усиливающийся страх.

— Не будь так уверена. Когда я закончу, ты в ужасе отшатнешься от меня и убежишь со всех ног. Уж я позабочусь об этом. Когда ты станешь вспоминать это время, то пожалеешь, что мы вообще встретились, и возненавидишь меня. Но когда-нибудь все-таки поблагодаришь. — Данте взглянул на часы. — Мы еще успеем на самолет.

— Куда мы летим?

— В Милан. Я покажу тебе будущее.

— Не понимаю. Что я увижу в Милане?

— Там мой дядя Лео. Тебе не рассказывали о нем?

— Тони говорил, что он инвалид.

— Инвалид — слишком мягко сказано. Говорят, в молодости это был банкир с мозгами острыми как бритва, умнейшая голова. Он решал любые проблемы. Женщины боролись за его внимание. Теперь это человек с мышлением ребенка.

— Верю тебе на слово. Мне не обязательно видеть его.

— А я уверен, что обязательно.

— Данте, пожалуйста, послушай…

— Нет, теперь слушай ты. Ты хотела, чтобы я подсказал, как убить твою любовь, и я намерен это сделать.

Она попыталась вырваться, но он крепко держал ее за плечи.

— Ты не можешь меня заставить.

— Ты так думаешь?

Кто этот человек, который смотрит на нее холодными глазами и отдает приказы грубым, отрывистым голосом, не допускающим возражений? Может, это и есть настоящий Данте?

— Собирайся, — распорядился он.

Ферн подчинилась, двигаясь как автомат. Когда она вышла с сумкой, Данте сообщил: