Эльф в ответ только хищно прищурился: похоже, самоуверенный мальчик хочет новой взбучки? Прошлое прошлым, но сколько же можно нарываться?! Он проводил долгим взором гарцующего Карраша и процедил:

– Мне жаль, Урантар, но я, кажется, начинаю понимать, чем твой племянник в свое время не угодил моему собрату.

Дядько окончательно переменился в лице.

– Извини, я сам улажу этот вопрос, - он вскинул голову и, не сводя глаз с лукаво подмигнувшего ему мальчишки, вдруг зло выдохнул: - Так, значит? Похоже, мое слово больше не имеет для тебя значения? И мои просьбы потеряли всякий смысл? Хорошо, учту. И буду вынужден ответить тем же: по возвращении нам с тобой придется ОЧЕНЬ серьезно поговорить. На тему Перворожденных в целом, Темных в частности и твоего поведения в особенности. Ты все понял?

– Вполне, - странным голосом отозвался Белик и, внезапно прекратив паясничать, пустил Карраша вдоль тракта неторопливой рысцой, стараясь все время держать взбешенных караванщиков и не менее разгневанного опекуна в поле зрения. Как, впрочем, и эльфов, и повозки, и все остальное. Казалось, его нисколько не трогали многообещающие взгляды снизу и почти слышимый на расстоянии скрип стискиваемых зубов, ничуть не озаботили сжатые в гневе кулаки, укоризненные взгляды Илимы и раненого купца, который до сих пор не мог самостоятельно сидеть в седле. А грозный вид встопорщенных усов и красноречиво поглаживаемые некоторыми, особо буйными типами рукояти ножей его откровенно позабавили. И это вызвало еще большую злость: люди переживали, искренне беспокоились, от эльфов берегли столько времени, чтобы не дай бог не зашибли! Нервы у всех звенят уже, как натянутые струны! А этот засранец без единого словечка исчезает Торк знает куда, так просто заявляется чуть ли не к обеду, строит глазки, хамит уже в открытую, не боясь никого и ничего, а потом невинно вопрошает: а что не так?! Все, хватит! Надоело! Сам виноват! Вот вернется и пусть не жалуется потом, что его неласково встретили, потому что с этого момента ни один из присутствующих не даст за неблагодарного сопляка и ломаного гроша. А если господа эльфы решат спустить с него шкуру, то еще и доплатят за грязную работу, лишь бы самим больше не пачкаться. Мерзавец!

– Прости, Урантар, но я его ударю, - процедил Весельчак, кровожадно косясь на предусмотрительно держащуюся вдалеке фигурку.

Дядько угрюмо промолчал, но, кажется, мысленно согласился.

– Слышишь, Белик?!
– гаркнул вдруг рыжий.
– Если надумаешь пожрать, то имей в виду - я тебя выловлю и отпинаю так, что впредь головой будешь думать, а не задницей, как всегда!

– Какое похвальное рвение...

– Что ты сказал?!

– Говорю, что нисколько в тебе не сомневался, - повысил голос мальчишка.
– Ценю твои теплые и искренние чувства, а также страстное желание пообщаться со мной поближе, но прости - ответить взаимностью не могу. У меня, знаешь ли, нет тех наклонностей, которые позволили бы составить тебе компанию в столь деликатном деле, как нежные ухаживания. Я, правда, не подозревал, что эти наклонности есть у тебя, но теперь буду знать точно. И другие, боюсь, тоже.

Весельчак чуть не задохнулся от возмущения.

– Ты... ты... ах ты, сволочь малолетняя! Сопляк! Неблагодарная скотина!

– Приятно познакомиться! Вот ты, значит, каков на самом деле? А до чего здорово притворялся! В бродячем балагане раньше не пробовал подрабатывать?

– Гр-р-р!!!!

– О! Малыш, ты слышишь? Он тебя дразнит!

– ГР-Р-Р-Р-Р-Р!!!!
– немедленно взревел оскобленный до глубины души гаррканец, наглядно продемонстрировав нервно вздрогнувшим людям разницу в классе.

– Хватит!
– ровно велел седовласый, и Белик послушно умолк. Только заставил Карраша немного ускорить шаг, постаравшись отдалиться от уже закипающих попутчиков и невероятно мрачного опекуна еще больше.

Несколько часов с обеих сторон было тихо. Мальчишка гордо восседал на спине своего свирепого зверя, по-прежнему держась на грани видимости. Караванщики затаили зло внизу. Кто-то мстительно предложил выловить дрянного пацана и всем скопом отпинать за наглость, но потом решили повременить до вечера - жарко. Весельчак кровожадно косился, но вслух о смелых мечтах и том счастливом времени, когда сможет удавить мелкого подлеца собственноручно, мудро не распространялся. Зачем пугать будущую жертву? Пусть пребывает в блаженном неведении, ведь на ночь все равно вернется, как миленький, и тогда... никакая флейта его больше не спасет, потому что есть вещи, для которых нет прощения. А еще есть поступки, после которых даже самый лучший в мире товарищ превращается в мерзкого, отвратительного лицемера, с которым не только за стол не сядешь, но и в одни кусты не пойдешь.

Дядько нашкодившего племянника демонстративно не замечал.

Карраш притих тоже, только иногда странно поглядывал за спину и временами вопросительно поскуливал, будто беспокоился о перешедшем всякие границы хозяине. Особенно, если сверху раздавалось тихое покашливание или беззвучный прерывистый вздох, как бывает, если кто-то надолго задерживает дыхание или старательно давит рвущийся наружу стон. А может быть, плач? Он не всегда понимал в этом разницу. Но мальчишка каждый раз успокаивающе кивал, зачем-то смахивал со лба надоевшую челку и, наскоро пошарив в карманах, излишне торопливо пихал за щеку какую-то травку. Потом снова надолго застывал неподвижной статуей и, неестественно выпрямившись, вперивал такой же неподвижный взор прямо перед собой. Казалось, напрочь позабыв про повозки, разгневанных попутчиков, сурового дядюшку и то, что по возвращении его будет ждать очень теплый прием. Такой теплый, что его задница просто вспыхнет от "радости" и потом еще будет о-очень долго дымить - в знак того, что мирная встреча с дядюшкиным ремнем прошла "на ура".

Походный обед прошел в таком же мрачном безмолвии. Белик спуститься с холмов не соизволил и то время, которое уставшие от постоянного напряжения люди потратили на отдых, терпеливо проболтался поблизости. Все в той же неестественной позе напряженного ожидания и в ненормальном молчании. Даже разминать ноги не стал, с седла не слез и вообще почти не шевелился, только взгляд голубых стал еще более напряженным и полным нехороших огней. Впрочем, его никто и не звал - люди были слишком злы, чтобы любезничать. Затем караван, наконец, тронулся дальше, а он просто молча пристроился на прежнее место.

– Белик!
– не выдержала, наконец, мягкосердечная Илима.
– Может, ты есть хочешь?

– Нет, спасибо.

– А пить? У меня воды немного осталось!

– Много пить - вредно, - так же ровно отозвался мальчишка.
– Ты разве не знала? От большого количества воды люди пухнут, а у эльфов появляется повышенная раздражительность.

– К'саш!!! Я тебе покажу - раздражительность!

– Вот и я о том же, - пацан насмешливо покосился на взбешенного Элиара.
– Видишь? Первые признаки, как говорится, на лице. Осталось только стрелой кинуться, и все - картина будет полной.