Александрийские врачи, греки и иудеи, осматривая его, покачивали головами. Одни говорили, что у него застарелая простуда, другие — что больное сердце, а иные утверждали, что походы, битвы и лагерная жизнь подорвали его здоровье.

— Он прожил семьдесят лет — разве это мало? Он добился славы, могущества, богатства, был семь раз консулом, женился на красавице… Чего еще человеку нужно?

Накануне смерти начался бред. Потный, взъерошенный, Марий вскакивал с криком:

— Воины! Полчища Митридата не страшны для римлян! Вперед! Два легиона в засаду, остальным…

Он делал различные телодвижения, как в строю, отдавал приказания. И вдруг из его глотки вырвался военный клич.

Вскочил.

Его схватили и уложили. Он затих. И лежал неподвижно, шепча обрывки слов.

Цинна, Карбон, Серторий и Марий Младший прислушивались к его бормотанию, и никто не понимал, что хотел сказать старик.

Он умер внезапно, — захрипел, вздрогнул, голова запрокинулась.

Вожди плебса молча стояли над телом консула, старшего товарища и популяра, посвятившего остаток своей жизни борьбе с ненавистными сословиями.