Симфонических предприятий в эмиграции не было. Но русская музыка часто фигурировала в программах «фестивалей русской музыки» в качестве очередных абонементных концертов французских симфонических предприятий Парижа, Лиона и Бордо. Это свидетельствует о том интересе, который французский музыкальный мир проявлял и проявляет к русской симфонической музыке. Однако интерес этот был и остаётся до сих пор очень своеобразным и однобоким: программы «фестивалей русской музыки» из года в год оставались одними и теми же.

И в симфонической музыке, как и в оперной, французский музыкальный мир ищет прежде всего русскую или восточную «экзотику». Из Глинки в программы включалась только одна «Камаринская», как произведение с французской точки зрения «истинно русское» и вполне «экзотическое». К Чайковскому французский музыкальный мир, как я уже заметил, совершенно равнодушен.

— Ваш Чайковский вроде нашего Массне, ничего гениального в его музыке нет — таково было ходячее мнение о великом композиторе у французских музыкантов и публики. Часто исполнялись лишь 4-я симфония, почти исключительно из-за «подгулявших мужичков» третьей части (скерцо) и народного веселья («Во поле береза стояла») четвёртой части (финал), а также 6-я («Патетическая») симфония. Но патетическую надрывность и беспросветный пессимизм её финала французская публика принимала очень неодобрительно. Вместе с 1-ми фортепьянным и скрипичным концертами это было всё из творчества великого гения, что попадало на французскую симфоническую эстраду.

Бородин был представлен на ней 2-й («Богатырской») симфонией, симфонической картиной «В степях Средней Азии» и неизбежными для каждого «фестиваля русской музыки» «Половецкими плясками» из «Князя Игоря», то есть опять-таки чистейшей «экзотикой».

Мусоргский — «Ночью на Лысой горе» и «Картинками с выставки» в инструментовке Равеля.

Римский-Корсаков — «Шехерезадой», «Испанским каприччио», «Пасхальной увертюрой» и сюитами из «Золотого петушка» и «Царя Салтана».

Балакирев лишь «экзотической» Тамарой. Обе его симфонии, на моей памяти, не исполнялись в Париже ни разу.

Лядов — «Восемью русскими песнями для оркестра», «Кикиморой» и «Бабой-ягой».

Из всех многочисленных произведений величайшего симфониста Глазунова в программы «фестивалей» включались только «Стенька Разин» да скрипичный концерт.

Другие крупные русские симфонисты — Танеев, Калинников, Спендиаров, Скрябин, Ляпунов, Рахманинов — никогда не фигурировали в этих программах (исключение составляли лишь изредка исполнявшаяся скрябинская «Поэма экстаза» и более часто — 2-й фортепьянный концерт Рахманинова).

Советская симфоническая музыка в 20–30-х годах почти совершенно не проникала на французские эстрады. Имена Василенко, Глиэра, Мясковского, Шапорина, Шостаковича, Хачатуряна для подавляющего большинства заполняющей французские концертные залы публики долгое время практически оставались неизвестными. Исключение представлял лишь Прокофьев, который и сам неоднократно лично появлялся на этих эстрадах в качестве исполнителя своих фортепьянных концертов.

Только после Победы к «фестивалям русской музыки» присоединились и «фестивали советской музыки».

Говоря о том вкладе в пропаганду русской и советской музыки, который русские артисты, певцы и музыканты сделали, находясь за рубежом, я должен поделиться с читателем воспоминаниями о зарубежных русских хоровых коллективах, объехавших, кажется, все страны земного шара, избороздивших все моря и океаны обоих полушарий.

Родились эти коллективы в разных местах русского зарубежья — в Берлине, Париже, Праге, Белграде, Софии, Риге, Галлиполи, на острове Лемнос Эгейского моря и на Принцевых островах Мраморного моря, но родились в неоформленном виде.

Некогда Пушкин сказал:

— Мы все от ямщика до первого поэта поём уныло.

Если отбросить последнее слово, совершенно несозвучное нашим дням, то изречение великого поэта сохраняет свою жизненную правду и для нашей эпохи. Действительно, поют у нас все.

Русский народ не принадлежит к числу «молчаливых» народов. Русская песня звучит по родной земле во всех случаях жизни. Она раздаётся в детском саду, в школе, университете, воинской части, на встрече и проводах друзей, товарищеской вечеринке, свадьбе, праздниках, в поле, на работе и на прогулке в лесу, на речных просторах, на горных пастбищах.

Зазвучала она и за рубежом, лишь только там послышалась русская речь.

В 1921 году в Софии в русской церкви на главном проспекте города, называвшемся тогда улицей Царя-освободителя, сорганизовался и пел хор донских казаков, только что перевезённых на работы в Болгарию с острова Лемнос. Церковное пение не могло служить единственным источником существования этих певцов. Они начали попутно давать концерты в софийских залах, сначала робко и только на эмигрантских сборищах, потом более смело для болгарской публики и бывавших в Софии иностранцев.