Салат откушан и остатки унесены — круг увозит последних; уцелевших поглощает неизбежное небытие помойки.

Контрапункт — приносятся серебряные судочки с красной и черной икрой.

Икра красная — дети в шортиках и рубашечках, все в красных галстучках и красных же пилоточках; икра черная — дети в матросских костюмчиках. Их едят десертной ложечкой.

Дети погибают группами и поодиночке — подпрыгивают и падают на круг. Стоящих всё меньше: кушающий подъедает икру дочиста.

И вот ложка отложена, Хорошо Одетый Мужчина выходит освежиться. На дне судочка остается одна-единственная черная икринка — на движущемся круге застыл последний мальчик. Официант забирает судочки. Заглядывает в судочек из-под черной, хмурится — непорядок. Мизинцем поддевает последнюю икринку и отправляет в рот — последний мальчуган, уже почти уехавший за кулисы, ойкает и, подпрыгнув, — падает.

Черепаховый суп — на втором поворотном круге выезжает стоящая в два ряда шеренга персонажей супа, они как бы находятся на палубе теплохода, на борту надпись — «Титаник». Штормит — кушающий с аппетитом поглощает суп, — строй нарушается, теплоход раскачивает. Хореографически выглядит так: персонажи исполняют танец бури. Но увы, теплоход переворачивается — борт, обращенный к зрителю, ползет вверх, закрывает танцующих, и вот вверху волнующееся море синего ситца, а под ним, уже на первом круге, на морском дне корчатся погибающие пассажиры.

Жареная картошка — хаос рукопашного боя. На двух кругах, навстречу друг другу выезжают хорошо узнаваемые группы — «белые» и «красные». Те в офицерских мундирах и в золотых погонах; эти в кожаных куртках и с маузерами на ремне.

Кушающий нанизывает картофелины на вилку — поодиночке, по нескольку сразу и, конечно, пожирает. За его спиной завязывается жестокая рукопашная. Бьются штыками, шашками, прикладами. Бьются молча. Музыка стихает — сопение, хрипы, топот, лязг оружия и тупые удары.

И вот всё кончено — живописно заполненное поле битвы отъезжает в вечность, за кулисы.

Котлета. Ее исполняет группа актеров в одинаковых одеждах, одинаково загримированных. Они стоят монолитной группой, плотно обняв друг друга.

Кушающий неторопливо работает вилкой и ножом. Актеры отпадают поодиночке, по двое, отчаянно тянут руки в бессмысленной мольбе о помощи; остающиеся с ужасом созерцают мучительную гибель оторванных.

Кушающий не доедает котлету до конца — пара-тройка несъеденных кусочков котлеты уезжает в темноту.

Коктейль. Его неторопливо, понимая сладострастное ожидание Кушающего, готовит официант прямо перед Кушающим. Пожарник из брандспойта наполняет небольшой бассейн с прозрачной передней стенкой. Официант водворяет в коктейль соломинку. Выбегает статист, тянет за собой рукав насоса и опускает его в бассейн. Повинуясь отрицательному жесту Кушающего, официант извлекает соломинку назад, осторожно вытирает ее салфеткой и прячет в карман передника. Статист моментально выхватывает из бассейна рукав насоса и утягивает его назад за кулисы.

Официант, испросив соизволения, опускает в коктейль вишенку и ставит перед Кушающим. На круге возникает стройная дама волнительных форм, в длинном вишневом платье и, исполнив несколько па вызывающего испанского танца, погружается в бассейн, где мирно плавает.

По мере выпивания коктейля вода в бассейне убывает. Кушающий толстыми пальцами лезет в фужер, достает вишню и забрасывает в рот. Дама покидает бассейн и исполняет свой танец смерти, что-то вроде «умирающего лебедя», только корчи неистовей.

В остатки коктейля выплевывается косточка с остатками мякоти — дама как бревно падает в воду и медленно всплывает, раскинув конечности, спиной вверх; вода медленно окрашивается в розовое.

Откушаны все перемены. На золотом подносе выносится сигара.

Сигара. Даму в серебряном платье мистически иссекает по частям ловкач-фокусник в черном, почти невидимый в подобранном освещении. Дама исчезает постепенно, пока не остается одна голова; страдает страшно, от жара и от потери самой себя частями.

Кушающий заканчивает трапезу, вытирает губы салфеткой, слегка кивает переодетым бандитам и в их сопровождении покидает сцену.

Прежнюю музыку сменяет нечто заунывное — по сцене проезжают все уничтоженные продукты, беспорядочно наваленные на кругах трупы. Но вот круги останавливаются, и мощно ударяет бетховенская Ода к Радости, вспыхивает яркий свет, и все «овощи» оживают. Кланяются, жизнерадостно машут руками, дети бросаются в публику и раздают разноцветные шары, со сцены в зал летят цветы. Вспыхивают огни фейерверка.