Заметив, как глаза у Монро расширились от возмущения, Константин пояснил:

– Будем на это надеяться! Ведь после первого замеченного вами результата наверняка захочется и дальше развивать успех, и уж всяко пять дней на воде выдержать проще простого.

Пока Лилия силилась закричать враз оглодавшими такой перспективой глазами, не утерпел поспрашивать и академик Чернов:

– Вдруг ничего не получится?

– Несколько часов назад я провел маленький тест на себе: корригирующие мази действуют! – с нескрываемым восторгом огласил профессор. – Мы сейчас стоим на пороге новой эры в омоложении человека и придания ему новой эстетической внешности. Боюсь представить, какой бум поднимется в научном мире, если…

Очередной перепад в настроении показал, что Константин прекрасно осознает: если у мистера Бокеда не отыщется больше нужных химических составляющих для новых мазей, то весь проект так и останется просто разовым достижением, временным прорывом и огромным разочарованием для ученого. Правда, все тот же Бокед туманно намекал, что если все сложится удачно, то производство компонентов можно будет наладить уже в течение двух, максимум трех лет. И уже только ради этого следовало идти на какое угодно сотрудничество со знаменитыми, но загадочными экспертами.

– А почему вы наносите такие маленькие точечки мази на щеки? – удивлялся Чернов. – Можно ведь и смелей действовать.

– Нельзя много и сразу. – Профессор и в самом деле с помощью тонкой иглы и шприца просто прокалывал верхний слой кожи на лице и вводил туда еле видимую ярко-зеленую капельку, – С большим потоком мертвых клеток организм не справится. Даже усиленное промывание под капельницами не слишком ускорит процесс омоложения. Поэтому все делается медленно и поэтапно: пять дней водного голодания для лица, пять дней для рук, пять для спины… Милочка, что вы так дергаетесь?! И не мычите, пожалуйста! Лежать надо тихо и расслабленно. Еще наговоритесь… потом… когда с губ спадет опухоль. Ну да! А вы как думали? Ткани губ и кожи щек различаются кардинально. Поэтому с каждым пациентом ведется различная, индивидуальная работа. М-да. Остается только собственными глазами в действенности этой работы удостовериться.

То есть Лилия Монро прекрасно понимала, что на ней проводятся банальные испытания тех самых стролипкадеров иных цивилизаций. И уже мысленно кричала: «Вдруг у сойшенхов совсем иной состав тела?! Тем более что их рост – четыре метра. Не хочу таких больших губ!!!»

Константин и Чарли ее не слышали, приступив к обсуждению каких-то порошков, а прикрывший глаза Сергей Николаевич любовался буйными и яркими красками ауры мадемуазель Монро.

Будущее божество Южной Америки восседало на простом, мшистом камне возле вздымающейся в небо скалы и любовалось открывающейся перед ним панорамой города Мачу-Пикчу. Сколько будущий бог себя помнил в зрелом возрасте, всегда любил посидеть именно здесь. Посмотреть на удивительные сооружения древних индейцев или помечтать о возрождении могучей, но давно погибшей цивилизации. Еще с юности, когда его родители археологи стали брать восемнадцатилетнего сына с собой в экспедиции, он помешался на древней культуре Южной Америки. А более конкретно – на тех территориях, которые простирались вдоль западного побережья континента. Потом было еще огромное количество подобных путешествий по всему миру, но вот именно этот вид на панораму древнего Мачу-Пикчу стал поворотной вехой в преобразовании всей последующей жизни.

Именно тогда, в тридцать пятом году двадцатого столетия, Ганс Даглиц впервые ощутил в себе мечту возродить империю инков. И попытался сделать для этого все возможное и даже невозможное.

Конечно, подобные утопические прожекты никогда не находят отклика или сочувствия у окружающих. Над Гансом смеялись, издевались даже глухонемые. Его избегали и сторонились даже перуанцы, которые, по логике, должны были носить немецкого археолога на руках. Его никто не желал слушать, а его статьи удавалось опубликовать лишь во второстепенных изданиях и то лишь с большой денежной доплатой со стороны автора. И уже к окончанию Второй мировой войны у Даглица сложилась репутация окончательно свихнувшегося на инках исследователя. Обозленный на всеобщее презрение и открытое издевательство над ним, Даглиц стал полным мизантропом, отвечая всему миру ненавистью, нелюбовью и высокомерием.

Понятно, что такому человеку прожить, да и просто выжить было бы весьма затруднительно, мог бы банально умереть от голода. Но родители Ганса имели во владениях массу приносящей доходы недвижимости и никогда не отказывали единственному сыну в средствах. Так что организовывать и отправлять экспедиции непризнанной звезде археологии денег хватало. Мало того, как это было ни странно, но в большинстве своем эти экспедиции окупались, а то и приносили удивительную прибыль. Что в конечном итоге несколько изменило отношение и к самому Даглицу. Теперь его считали не просто сумасшедшим, но еще и добавляли определение «счастливчик». Чаще добавляя при этом: «Дуракам везет!» или «За такую оплату и я к нему пойду в экспедицию поваренком! А наш академик (профессор, учитель, мэтр – нужное определение варьировалось от научной степени рассказчика) согласится работать носильщиком».

Несколько нелогично, да только набирающий скандальную известность мизантроп на подобные разговоры уже совершенно не реагировал. Его стремление к мечте лишь усилилось и окрепло. И все свои средства он вкладывал в исследование и прославление империи инков. Порой делал это открыто, порой окольными путями, но, к примеру, нынешнее положение все того же города Мачу-Пикчу как одного из туристических центров Земли можно было приписать в заслугу именно Даглицу. А с начала пятидесятых годов почти четыре экспедиции из пяти организовывались им только на территории империи инков.