Настя поняла, что дело совсем плохо, ей явно собираются ставить "неуд" и уличают в отсутствии элементарных знаний. Ну и ладно, сейчас она будет биться до последнего, а если уж не сдаст экзамен - что ж, не конец света, будет сдавать на следующий год. Напишет новый рапорт с просьбой прикрепить ее соискателем для сдачи экзамена и предпримет новую попытку. Жаль, конечно, ведь два других экзамена - по иностранному языку и философии - она уже сдала на "отлично".

–  Выборка в тридцать пять процентов может устроить тех, кого устраивает большая погрешность. Если при исчислении среднестатистических показателей возраста преступника меня устроит погрешность в десять лет, то можно опираться и на тридцать пять процентов. Если же я хочу, чтобы погрешность была меньше одного года, то выборка должна составлять от пятидесяти до шестидесяти процентов всего массива. Примерно, - на всякий случай добавила она.
– Но это не главное. Главное в том, что выборка должна быть случайной, только в этом случае она может считаться репрезентативной. А я считаю, что эти злополучные тридцать пять процентов, если мы говорим о кражах, не являются случайной выборкой.

Эти тридцать пять процентов - закономерность, понимаете? Мы ловим только тех, кого можем поймать. Только тех, на кого у нас хватает знаний и интеллекта. А оставшиеся шестьдесят пять процентов воров - они совсем другие. Конечно, по другим видам преступлений и цифры совсем иные, там иная латентность и иная раскрываемость, но общая идея остается. По статистическим данным мы можем судить только о выявленных преступниках и не имеем права распространять полученные выводы на весь массив.

В кабинете начальника кафедры уголовного права, где заседала комиссия, повисла пауза, правда, недолгая, но и не добрая.

–  Можете быть свободны, - сухо произнес профессор-председатель.
– Подождите в коридоре. Вы, кажется, последняя? Больше никого нет?

–  Нет. Спасибо, - пробормотала Настя и выскользнула за дверь.

Их было четверо - один следователь, два работника центрального аппарата министерства и она, Настя Каменская, - четверо соискателей, которые сдавали сегодня кандидатский экзамен по уголовному праву и криминологии. Трое "отстрелявшихся" раньше дружно вскинули на нее глаза: дескать, ну как, порядок? Она молча покачала головой.

–  Что, совсем хреново?
– сочувственно спросил молодой парень в кителе с петлицами следователя.
– Ни на один вопрос не ответила?

–  Ответила, - вздохнула Настя.
– Но им мои ответы не понравились.

–  Да брось ты, - ободряюще заговорил один из министерских аппаратчиков, - знаешь, как говорится, нравится - не нравится, спи, моя красавица. Главное, что ты отвечала. А если они не согласны, так это их проблемы, ты имеешь право на собственную позицию. Помнишь, как в одном кино говорили: ляпай уверенно, тогда это называется точкой зрения. Ты говорила-то уверенно или мямлила?

–  Не знаю… Кажется, мямлила. Себя же не слышишь со стороны.

–  Если мямлила, тогда плохо, - вступил второй аппаратчик.
– По собственному опыту знаю: если докладываешь уверенным тоном, то начальству любую туфту можно втереть. А если интеллигентничаешь, то самая правильная идея не проходит. Ну-ка я послушаю, чего они там обсуждают.

Он легко отстранил Настю, отодвинув ее к противоположной стене коридора, и прильнул ухом к двери. Через несколько секунд он, не поворачивая головы, махнул рукой в сторону своего коллеги из министерства и растопырил четыре пальца.

–  Мне "хорошо" поставили, - радостно улыбнулся тот.
– Пронесло. В праве я еще так-сяк, ориентируюсь, а в криминологии ни бум-бум.

Следующим жестом, выразившимся в хлопанье себя по груди и растопыривании тех же четырех пальцев, любитель подслушивать возвестил о своей оценке. Через несколько минут соискатели узнали, что молодой следователь получил "отлично". А дальше дело застопорилось… Аппаратчик хмурил брови, потирал затекшую в неудобном положении шею, шевелил губами, но руку с растопыренными пальцами все не поднимал. Наконец он отлип от заветной двери и подошел поближе к остальным.

–  Чего ты им наговорила?
– с любопытством разглядывая Настю, спросил он.
– Какую крамолу?

–  Почему крамолу?
– растерялась она.

–  А они там базарят насчет того, что тебя нельзя в аудиторию выпускать и что, дескать, если ты защитишься и пойдешь преподавать, то будет полная катастрофа.

И еще насчет отца что-то. Что, мол, только из уважения к нему, и все такое. Ты что, дочка чья-то?

–  Нет, - резко произнесла Настя, закусывая губу, - я сама по себе. Они меня с кем-то путают. Про оценку что-нибудь говорили?

–  Мечутся между "удовлетворительно" и "неудом".

Тот очкастый, с тонким голосом, очень хочет тебя завалить, сильно ты ему не понравилась со своей крамолой, а председатель его папашей пугает. Остальных я по голосам не различаю. Но кто-то из них брякнул, что со статистическим анализом ты их все-таки умыла и за одно это тебе можно поставить "хорошо", еще он что-то про математику говорил, вроде как ты ее почему-то знаешь и это само по себе неплохо, а они на него сразу зашикали.

Мол, не уважаешь труды основоположников и считаешь себя самой умной.