Ну, ребята, вы попали

Аннотация

Нет, читатель, вы не ошиблись. Автор этой книги – все та же любимая нами Александра Маринина.

Что побудило известного мастера детектива обратиться к несвойственному ей жанру – комедии? Ответ на этот вопрос пока что неизвестен и самому автору. Одно можно сказать определенно: в предлагаемых вашему вниманию пьесах за кажущейся статичностью действия все равно скрывается интрига, и мы с нетерпением ждем разгадки.

* * * Действующие лица: Дух Емелина (45 лет) Ольга, его вторая жена (32 года) Наталья, его первая жена (50 лет) Скуратов, его партнер по бизнесу (35-36 лет) Голоса врачей Голос мужчины по телефону * * * Действие происходит в квартире Емелина. Евроремонт, евродизайн, огромная гостиная, в глубине которой находится кухня, отделенная барной стойкой. Из комнаты выходят две двери – в спальню и в прихожую. В центре – стол, вдоль стены – мебельная стенка с секциями и открытыми полочками, на полочках – безделушки, вазочки, фигурки и прочая дребедень. Слышны голоса врачей, работающих в реанимации. Г о л о с а в р а ч е й: Давление падает… Зрачок не реагирует… Добавь глюкозу… Делаем прямой массаж сердца… Черт, мы его теряем… Появляется Дух Емелина, временно в связи с клинической смертью отделившийся от тела и отправившийся в свободный полет. Д у х. Ты кто? Куда ты меня зовешь? Никуда я не пойду с тобой, мне и здесь неплохо, вон как они вокруг меня колотятся, глядишь, и вытащат еще… Слушай, а ты ничего, симпатичная. Я бы даже сказал – красивенькая такая. Ты кто? Тебя как зовут? Ах ну да, ну да, я что-то такое читал про тебя в книжках. Ты смерть, что ли? Нет? А кто? А-а-а, понял… Слушай, а там что? Ну вон там, где свет. Хорошо там, говоришь? Ну ладно, пошли, посмотрим. Пошли, пошли, с такой красоточкой можно и сходить. Э, э, ты куда свернула-то? Там света нету, там вообще ничего не видно. Куда? Домой? Так положено? Вот здорово! Там Ольга, бедняжка, небось, убивается, плачет. Да, жалко ее, как она без меня останется, совсем ведь беспомощная, дурочка, ничего сама не может и не умеет. Ни образования, ни профессии. Маникюрша – это что, профессия? Да и то сказать, когда это было-то! Она как за меня замуж вышла, ни одного дня не проработала. Пыталась, правда, свое собственное дело наладить, я ей деньги давал, даже два раза, она помещение приобретала, ремонт делала, а потом прогорала месяца через два-три. Дурочка она у меня совсем, что с нее взять… Пропадет одна. Ни ума, ни профессии, ни денег. Избаловал я ее, сидела на моем содержании и горя не знала. Да что она, а все ее родственники бесконечные? То тетя в Чебоксарах болеет, нужны деньги на лечение, то племянник на Сахалине растет, нужно помочь оплатить сначала лицей, потом институт, то двоюродный брат в Тюмени чего-то такого натворил, в милицию забрали, дело возбудили, надо огромные взятки давать, чтобы его отмазать. То кто-то замуж выходит, надо свадебный подарок купить. И таких родственничков штук двадцать набралось, и все к Ольге моей за помощью обращаются. Знают, что у нее муж при деньгах. Да мне не жалко, пусть пользуются, только бы сюда, в Москву, не приезжали ко мне на голову, терпеть этого не могу. Оккупируют квартиру со своими провинциальными замашками… Что, прилетели уже? А почему в квартире темно? Почему никого нет? А Оля где? Ах, не доехала еще из больницы… Ну да, ну да, мы же с тобой летели, а она-то на машине, да в пробках, небось, стоит. Ладно, подожду. Посмотрю, как она тут без меня управляется. Наверное, сейчас придет и начнет Сашке Скуратову звонить, кому ж еще, как не ему. Надо похороны организовывать, гроб заказывать, место на кладбище покупать, поминки и все такое… Интересно, какой гроб она мне закажет? Неужели обычный, красной тряпочкой обитый? Да нет, ума должно хватить на что-то поприличнее, из цельного дуба, к примеру, и уголочки чтоб золотые, и ручки. Ну, сама не догадается – Сашка подскажет, у него опыт есть. Елки-палки, она же телефона Сашкиного не знает! Как же она его найдет? Сейчас вечер субботы, на фирме никого нет, и спросить не у кого, как с ним связаться. Вот что значит иметь жену, далекую от бизнеса! С одной стороны, это хорошо, она ни во что не лезет, вопросов не задает, не проверяет, где ты и чем занимаешься, сказал – на переговорах, значит, так и есть. Но с другой стороны, вот случись что, как сейчас, она ж ни одного моего сотрудника, кроме Сашки Скуратова, не знает ни в лицо, ни по имени. Да и Сашку она никогда не видела, только от меня слышала, что это мой заместитель, моя правая рука. И ни одного телефона не знает, кроме моего мобильного. Может, догадается мне позвонить… Хотя что это я? Мобильник-то в приемном покое вместе со всеми вещами остался, а я тут. Эй, красоточка, а можно я ей на бумажке телефон Скуратовский напишу и на видном месте оставлю? Как зачем? Ну она же у меня такая беспомощная, ей и обратиться-то не к кому, только к Сашке, он уж знает, как и что нужно делать. Нельзя? А почему? Ах вон что… Бестелесная субстанция, говоришь… Выходит, я совсем бесплотный, мне даже карандаш взять нечем. А голос у меня есть? Тоже нету? А внешний вид? Тоже нету? Ох, елки-палки, а что же у меня есть? Ничего? Как это ничего? А чем же я с тобой разговариваю, слышь, симпатичная? Умом? Интересно… А чем я думаю? Всей субстанцией? Ни хрена не понял… О, кажется, лифт остановился на нашем этаже. Может, Оля приехала? Да, точно, она, ключ в замке лязгает. Господи, как подумаю, что она сейчас войдет вся заплаканная, убитая горем, глазки красные, мордашка опухшая от слез, плечи опущенные… прямо сердце разрывается, до чего мне ее жалко. Хлопает дверь, слышны голоса. О л ь г а: Есть хочу – умираю. Из-за этого урода даже поужинать не успела. Сейчас быстренько приготовлю. Д у х: С кем это она разговаривает? И потом, из-за какого урода она поужинать не успела? Кого она имеет в виду? Да что она там застряла в прихожей! Почему в комнату не идет? Длинная пауза, во время которой Дух нервно ходит взад-вперед. Наконец в комнату входит Ольга в сопровождении Скуратова. Ольга вытирает носовым платком след помады с его лица. Скуратов обнимает ее и производит ряд недвусмысленных действий. О л ь г а: Не сейчас, Саня, подожди. Мы с тобой еще все успеем. С минуты на минуту Наташа придет, надо накрыть на стол и приготовить что-нибудь праздничное. Д у х: Минутку, минутку, какая такая Наташа? Соседка, что ли? Да нет, соседку по-другому зовут. Кто такая Наташа? Не знаю я никаких Наташ! И как Скуратов здесь оказался? Неужели она ему из больницы позвонила? А номер телефона где взяла? И почему у Сашки помада на лице? И вообще, как он посмел, я еще не умер, а он уже ручонки свои загребущие к моей жене протягивает! Она же еще не вдова пока… С к у р а т о в: Интересно, Лёлька, ты уже вдова или еще нет? О л ь г а: А какая разница? С к у р а т о в: Не знаю, говорят, есть разница. Я никогда с вдовами… это самое… не пробовал. О л ь г а: Что, не терпится попробовать? С к у р а т о в: Ну да. И вообще, мы с тобой сто лет не виделись. Я соскучился. О л ь г а: Саня, мы виделись во вторник, а сегодня суббота. Всего четвертый день пошел. С к у р а т о в: Какая ты неромантичная… Д у х: То есть как это они виделись во вторник? С чего это они виделись во вторник? И почему я об этом ничего не знаю? О л ь г а: Зато я практичная. И сейчас думаю не о романтике, а о том, что приготовить для праздничного ужина. Ольга уходит в глубину сцены, где расположена кухня. Скуратов садится на диван, листает газету. Д у х: Она думает о том, что приготовить на ужин… А как же я? Она что, обо мне вообще не думает? Я там лежу, понимаете ли, в реанимации, умираю, можно сказать, уже почти что умер, врачи там надо мной бьются из последних сил, а она даже и не думает обо мне… Вот стерва! Кстати, что она там насчет ужина-то сказала? Что ужин – праздничный? Это по какому такому случаю, интересно знать? Эй, красивенькая, ты тут? Ты смотри не уходи никуда, не бросай меня одного, а то я дорогу обратно не найду, когда возвращаться придется. Звонит телефон. О л ь г а: Саня, сними трубочку. С к у р а т о в: Да, слушаю вас… Да-да… И как там дела? Есть надежда? Спасибо вам большое, я надеюсь, вы будете держать нас в курсе. Да, спасибо. (кладет трубку) . О л ь г а: Это из больницы? С к у р а т о в: Да. Говорят, появились признаки улучшения. О л ь г а: Ну-ну. Д у х: Что «ну-ну»? Что «ну-ну», я тебя спрашиваю? Ты как реагируешь, уродина? Тебе сказали, что муж еще не умер, а ты? С к у р а т о в: Он мужик крепкий, может, еще и выкарабкается. Д у х: Вот! Не таков Емелин, чтобы сразу руки опускать! Я еще выкарабкаюсь, я вам еще покажу Кузькину мать. А то развели тут, понимаешь… Ужин праздничный, поцелуйчики в прихожей! Еще гостей каких-то назвали, которых я не знаю. Надо же, стоило только мне отвернуться – и все мои правила псу под хвост! Сколько раз я Ольге говорил: в мой дом могу входить только я. Ну и она, само собой. Никаких гостей, никаких родственников, никаких подружек ее дурацких чтобы тут и в помине не было! Я даже самых близких своих корешей сюда не приглашал, даже Скуратов – и тот ни разу здесь не был. А то придут, понимаешь, натопчут, грязь нанесут, а у меня – паркет натуральный, ковры. Трогать начнут все подряд, руки не помоют. Унитазом моим будут пользоваться… Терпеть этого не могу. Да, я такой, я брезгливый, а ты, коль живешь на мои деньги, изволь с этим считаться. Вот так-то! С к у р а т о в: Тебе помочь, Лёля? О л ь г а: Не нужно, Санечка, я сама все сделаю. Ты отдохни пока, с мыслями соберись. У нас впереди много дел. Похороны, поминки… Надо все продумать, организовать. С к у р а т о в: И то верно. Д у х: Ты смотри, какая картинка разворачивается! Ну ребята, вы попали! То есть вы так попали, что вам даже в страшном сне не снилось. Правильно Сашка говорит, я мужик крепкий, через пару дней меня из реанимации в общую палату переведут, начнете вы ко мне с визитами бегать, вот тут-то я вам и покажу! Вы-то думаете, что я ничего про ваши шашни не знаю, будете мне минеральную водичку и апельсинчики таскать, смотреть на меня невинными глазками и заботливо спрашивать, как я себя чувствую, а я-то все знаю, все, все, все! И буду вами вертеть, как захочу, а вы под мою дудку плясать станете – и сами не заметите. Нет, дорогие мои, не родился еще человек, который меня бы перехитрил. Черт возьми, как вовремя я умирать-то затеялся, а? Вот поумираю еще немножко, понаблюдаю за вами со стороны, а потом оживу, и начнется у вас такая жизнь, что небо с овчинку покажется! Вот так-то. Скуратов расхаживает по комнате, рассматривает безделушки на пол ках, берет, вертит в руках. С к у р а т о в: Это кто покупал? О л ь г а (из кухни): Ты о чем? С к у р а т о в: О вазочке с дурацкими цветочками. О л ь г а: Емелин, кто ж еще! Привез из Греции. С к у р а т о в: Надо убрать подальше это безобразие. Никакого вкуса! Д у х: Чего это «никакого вкуса»? А мне нравится. Красивенькая такая вазочка, и цветочки симпатичные. Скуратов убирает вазочку подальше, в глубину полки. Д у х: Э, э, ты что делаешь? А ну поставь на место! Я кому сказал! Ты что в моем доме хозяйничаешь? Я еще не умер, а ты, понимаешь, тут свои порядки наводишь. Может, еще и не умру… С к у р а т о в: Лёля! О л ь г а: Что, Санечка? С к у р а т о в: Слушай, у Емелина был золотой зажим для денег, такой массивный, с ониксом. Не знаешь, где он? Д у х: Где-где… Спрятан, вот где! Ты гляди, он уже на мои вещи пасть раззявил! Ничего у тебя не выйдет, друг Сашко, я свои вещи хорошо прячу, даже Ольга не знает, где что лежит. О л ь г а: Зажим? Посмотри в ящике в комоде. Средний ящик, где его носки лежат. Он все свои цацки в носки прячет. Д у х: Вот сука! Докопалась! Скуратов выдвигает ящик комода, выбрасывает из него кучу носков и носовых платков, достает пакетик. Д у х: Э, алё, ты поаккуратней, не на обыске! Привычки-то свои милицейские забудь, ты в приличном доме все-таки. Чё ты все вывалил на пол, чё вывалил? Давай собирай все обратно, мент поганый! С к у р а т о в (рассматривая зажим) : Я возьму его себе, ладно? О л ь г а: Конечно, Санечка, бери. Мне он все равно не нужен, он же мужской. Д у х: Как это «бери»? Как это «ей не нужен»? А мне? Я что, уже не в счет, получается? А ну положь на место! И носки все с пола собери! Хам трамвайный! А?… Что?… Не слышит?… Ну да, ну да, я понимаю, что он меня не слышит, но молчать не могу! Понимаешь, красавица? Не могу молчать, когда такое на моих глазах творится! Это же чистое нарушение прав человека! Частная собственность – это святое. Я еще жив, а они уже мое имущество делят… ну ладно, ладно, не кипятись, уж и поговорить нельзя, тоже мне, строгая какая нашлась. Сама же говоришь, что они меня не слышат… Ты?… ТЫ слышишь?… Неприятно?… Ничего, перебьешься, потерпишь. Ладно, сгинь, не мешай, не отвлекай меня, Сашка еще в какой-то ящик полез, как бы не спер чего-нибудь, пока Ольга на кухне. Скуратов открывает дверцу бара в мебельной стенке, достает бутылку дорогого коньяку, пачку сигарет и зажигалку. С к у р а т о в: Хороший коньячок, сейчас и выпьем по радостному поводу. А это что? Зажигалка, зажигалочка. Славненькая. Пригодится. А сигареты – дрянь, я такие не курю. Скуратов кладет зажигалку себе в карман, сигареты бросает в бар и закрывает дверцу. Смотрит на разбросанные по полу носки и платки, ногой запихивает их под мебельную стенку. Д у х: Как это «дрянь»? Что значит «дрянь», я тебя спрашиваю? Да я эти сигареты в пятизвездочном отеле покупал, в Лондоне, двадцать пять долларов пачка! Понимал бы что-нибудь в хороших вещах, ублюдок! А зажигалку зачем в карман сунул, ворье недоделанное? Вот я оживу, вот уж я тебе все припомню. Друг называется! С к у р а т о в: Ну где твоя Наталья? Сколько можно ехать? О л ь г а: Потерпи, сейчас она появится. Саня, на каком кладбище место будем покупать? Д у х: Вот-вот, это интересно, давайте обсудим, где вы будете меня хоронить. С к у р а т о в: Да на каком скажешь, на том и купим. Связи есть, деньги есть. А ты на каком хочешь? Небось, на Ваганьковском? Д у х: А что? Хорошо бы. Ольга наверняка хочет на Ваганьковском. Престижно… И лежать приятно, в хорошей-то компании чего ж не полежать. Да и в центре, Ольге ездить будет удобно, за могилкой ухаживать. О л ь г а: Не угадал. Д у х: То есть как это он не угадал? Выходит, и я не угадал? А где же тогда? Неужели на Новодевичьем? С к у р а т о в: Неужели на Новодевичьем? О л ь г а: Да ты с ума сошел! Буду я еще деньги на это тратить! Купим место где-нибудь подальше, на окраине. Там и подешевле, и попроще. Все равно я туда часто ездить не собираюсь. Д у х: Как это ты не собираешься туда часто ездить? Ты что такое говоришь? Жена называется! Ну змея, ну змея, прямо змеища… О л ь г а: А вообще вот Наташа сейчас придет, с ней посоветуемся. С к у р а т о в: А что, у нее большой опыт в захоронении мужей? О л ь г а: У нее большой опыт во всем. Ты не представляешь, что это за женщина! Д у х: Я тоже что-то плохо себе представляю, что это за женщина. Скорее бы уж она пришла, что ли… Не терпится посмотреть, что это за знакомая у моей жены, о которой я ничего не знаю. Кто же это может быть? А, понял! Если Ольга мне изменяет со Скуратовым, то где-то же они должны встречаться. Не ко мне же домой она его приводила… Нет, конечно, должна быть какая-то квартирка на стороне. Наверняка, Наташа эта – хозяйка квартиры, вот потому Ольга мне никогда про нее ничего и не рассказывала. Хотя нет, не сходится… Не сходится, не сходится… Ольга еще только собирается начать мне изменять. Это все Сашка – подонок эдакий, решил воспользоваться тем, что я умер, и подбивает клинья к моей жене. Ничего такого еще пока не произошло, и квартира им пока не нужна была. Значит, Наташа – это что-то другое. Да, минуточку, а как же свидание во вторник? Значит, это уже во вторник начиналось? Как же Скуратов узнал о том, что я в субботу умру? А ведь он наверняка знал, потому что иначе ни за что не осмелился бы крутить с моей женой. Ни за что не осмелился бы, я точно знаю. Я Сашку знаю как облупленного, мы с ним много лет знакомы, он на такое не способен. И вообще, он мой должник, я ему помог, руку помощи, можно сказать, протянул, в люди вывел, когда трудные времена настали. В милиции тогда зарплату через раз платили, да и что это была за зарплата? Слезы… А я его взял в свою фирму, сделал сначала начальником службы безопасности, потом своим заместителем, отдельный кабинет, секретарша, зарплата в валюте и все такое. И он мне за это до могилы предан. Не может он за моей спиной такие гадости делать, с моей женой роман заводить. А вот если бы он точно знал, что я умру со дня на день, тогда… Тогда… тогда… Выходит, он знал, что я умру. Выходит, он сам же все это и подстроил! Или не он, а Ольга. Час от часу не легче! Ну давайте, милые вы мои, любимые мои, говорите, обсуждайте меня, перемывайте мне косточки, вот я и узнаю сейчас, кто из вас меня отравил! Всё сейчас узнаю, всё подслушаю, а потом как оживу, да как прижму вас теплой спиной к холодной стеночке, да как схвачу за горло – всю оставшуюся жизнь будете у меня на цыпочках ходить и в глаза мне заглядывать. Но все-таки интересно, кто такая Наташа? Чего это вы замолчали? Врачи говорят, у меня улучшение наступило, с минуты на минуту придется обратно возвращаться в реанимацию, в собственное тело снова залезать, а я самого главного так и не узнал пока. Так что вы, ребята, не тяните, у меня времени в обрез. О л ь г а: Ты что замолчал, Саня? Загрустил? С к у р а т о в: Да нет, просто немного нервничаю. О л ь г а: С чего бы это? Боишься, что Емелин выживет? С к у р а т о в: И этого тоже. Знаешь, не хотелось бы… О л ь г а: Так и мне не хочется. Саня, а нельзя сделать так, чтобы… С к у р а т о в: Чтобы что? Д у х: Чтобы что? Ну давай, не тяни, говори быстрее, время-то не казенное. Оно у меня сейчас на вес золота. О л ь г а: Ну… чтобы если все плохо обернется, его в тюрьму посадили. Д у х: Что-то я не понял… если все плохо обернется, я умру. Разве покойников в тюрьму сажают? Неужели новый кодекс приняли? А я и не знал. С к у р а т о в: Если все сложится неудачно и Емелин выживет, мы что-нибудь придумаем. О л ь г а: Что? Надо думать об этом сейчас, а не откладывать на потом. С к у р а т о в: Да мне как-то в голову ничего с ходу не приходит. И вообще, я не могу думать на пустой желудок. Вот поужинаем, посоветуемся с твоей Наташей, ты сама говоришь, что она умная… Звонит телефон. Д у х: Неужели опять из больницы? Ой, не дай Бог скажут, что пора возвращаться, а я же еще самого главного не узнал – как они собираются меня в тюрьму упрятывать. И на Наташу эту не посмотрел. Умная, необыкновенная… Не бывает таких! А если и бывают, так я лучше на ней женюсь, а Ольгу брошу к чертовой матери, пусть ее Сашка содержит со всеми ее многочисленными родственниками и их многочисленными финансовыми проблемами. Сашку, конечно, тоже выгоню к чертям собачьим из своей фирмы, пусть где хочет, там и зарабатывает на содержание моей жены и ее родни. О л ь г а: Я сама подойду. (снимает трубку). Алло! Да, это я… Да, да… Снова хуже? Да, конечно, надежда умирает последней… Спасибо вам. Да, я надеюсь, что вы еще позвоните. (кладет трубку) . Д у х: Слава Богу! Мне опять хуже, душа в тело пока не возвращается. Можно еще поприсутствовать на этом празднике неожиданных откровений. О л ь г а: Слава Богу, ему опять хуже. Слушай, сколько ты им заплатил, чтобы они звонили с такой регулярностью? Сколько я имела дел с больницами, никогда в жизни они не звонят сами, особенно если больной в реанимации. Только если по знакомству. С к у р а т о в: Сколько надо – столько и заплатил. Не бери в голову. Главное, что они обещание выполняют и деньги свои отрабатывают. О л ь г а: Саня, а нельзя было им заплатить, чтобы они… это… ну ты понимаешь. С к у р а т о в: С ума сошла! Это же статья! Звонить и сообщать жене о состоянии ее мужа за деньги – это нормально, а брать и давать деньги за то, чтобы муж не выжил, – за это можно сесть в два счета. При этом сядут все, и те, кто платит, и те, кто выполняет. О л ь г а: Так никто же не узнает! С к у р а т о в: Лёлечка, когда тайной владеет такая куча народу, через две секунды тайна становится достоянием гласности. Кроме нас с тобой, об этом знали бы все врачи в реанимации, все сестры и нянечки. И уже через полчаса об этом узнали бы в милиции. О л ь г а: По-моему, ты преувеличиваешь опасность. Лучше уж признайся, что у тебя пороху не хватило. Слабоват ты в коленках, Санечка. Д у х: Нет, вы слышали, что она несет? Вы слышали? Это ж надо быть такой дурой! Или стервой… С к у р а т о в: Ну что ты несешь! Ты или дура клиническая, или стерва первостатейная. Д у х: Во! Правильно, Сашок, так ей. Мы с тобой всегда были единомышленниками. О л ь г а: И почему это я дура, объясни, пожалуйста. Ладно, со стервой я согласна, сама знаю. Но почему дура-то? С к у р а т о в: Да потому что деньгами можно заткнуть рот одному человеку, а двоим уже нельзя. А если их больше двух – тогда тем более. Поверь моему опыту, Лёля, когда люди получают деньги за одно и то же, они тут же начинают сравнивать и негодовать, почему это им заплатили так мало, хотя сделали они так много. Ты же не будешь вызывать к себе всех врачей из реанимации и отдельно спрашивать каждого, сколько, дескать, вы хотите за то, чтобы Емелин не выжил? Ты позовешь кого-то одного, пообещаешь ему определенную сумму, а он потом эту сумму будет сам делить между остальными. И кто-то обязательно окажется недоволен, кому-то непременно покажется, что его обделили. Дальше все понятно. Твой Емелин еще из больницы не выйдет, а мы с тобой уже сядем. Д у х: Правильно говоришь, Сашок! Сразу видно, опыт у тебя есть. Что и говорить, пять лет службы в милиции на помойку не выкинешь. Так, ребята, кончайте время впустую тратить, давайте уже стройте планы, как вы меня в тюрягу будете запихивать, я же должен знать, к чему готовиться, и разрабатывать тактику противодействия. Эй, симпатичная, ты где? Слушай, я чего хотел спросить-то, а мне только в квартире можно торчать или я могу тут рядышком полетать?… Можно, да?… Ну спасибо. Не, я недалеко, я только в окошко выгляну на минутку, хочу посмотреть, где Сашкина машина стоит… Зачем? Ну это… Ладно, скажу. В общем, тут в соседнем подъезде кобель один есть… хи-хи… Когда его гулять выводят, он нужду справляет в одном и том же месте, привычка у него такая, понимаешь… И если на этом месте машина стоит, он ее обязательно описает, сто раз проверено. Место такое удобное, кто не знает про кобеля – непременно туда машину поставит. А кобель такой большой, знаешь, огромный прямо, и мочевой пузырь у него – литров на пять, не меньше, вот ей-богу, не вру. Вот мне и любопытно, где Сашкина машина стоит… хи-хи… Что?… Детство?… Где, говоришь, играет?… А-а… Ну, у меня этого все равно сейчас нет, я же бестелесная субстанция, и этим местом в данный момент не обладаю. Ну так я посмотрю, ага?… О, точно, как я и предполагал, в аккурат на это самое место он машину и поставил. Представляю, какая у него рожа будет, когда он выйдет, а все колеса собачьей мочой воняют. Эх, покрышку бы ему проколоть! Он выйдет, колесо спущено, менять надо, так он за это колесо голыми руками и схватится… Смотри-ка, кто-то приехал, может, это та самая Наташа, о которой столько разговоров? Хм, машинка-то не поганенькая, полуспортивная, двухместная. Тысяч сорок долларов стоит, если не больше. Ах ты Боже мой, какие политесы, водитель вышел, машину обошел и дверь даме открывает. Ничего мужичок, красавчик, как с картинки модного журнала. Это что ж за дама такая? Так, рожи не видно, но фигурка – высший класс, и походочка, как мне нравится, и одета со вкусом. И возраст мой любимый – лет двадцать семь-двадцать восемь, судя по виду сзади. Сейчас с другой стороны залечу, мордашку посмотрю… Эх, черт возьми, не успел, она уже в подъезд вошла. Ладно, возвращаюсь в квартиру, если это Наташа, так я ее и в комнате разгляжу. Но решение я уже принял: если это действительно она, то я с Ольгой разведусь, а на ней женюсь. После того, как оживу, конечно. Звонок в дверь. О л ь г а: Ну вот и Наташа наконец-то! Ольга выходит в прихожую. Скуратов задумчиво ходит по комнате. С к у р а т о в: Наташа… Наташа… Столько слышал о ней, теперь хоть посмотрю, какая она. Д у х: Наташа… Наташа… Столько наслушался о ней, теперь наконец посмотрю, что это за чудо в перьях. Входит Ольга, следом за ней Наташа, женщина, выглядящая намного моложе своих лет, невероятно элегантно и дорого одетая. Н а т а ш а: Здравствуйте, Александр, рада познакомиться с вами. Скуратов останавливается с обалдевшим лицом, замирает на несколько секунд, потом судорожно припадает «к ручке», задерживая пальцы женщины намного дольше, чем позволяют приличия. Д у х: Ни хрена себе! Это же Наташа, моя первая жена! А чего это она так хорошо вылядит? Ёлки-палки, ей же… сколько ей лет-то сейчас? Ага… ага… ага… так полтинник! О, о, нет, вы только посмотрите на Скуратова, а? Варежку раззявил и стоит, как пыльным мешком ударенный. Что, Сашок, съел? Понял, какие у меня бабы? Одна лучше другой, вот так-то! Не, ну Наташка-то точно лучше Ольги, и благородная какая, ведь я ее бросил с ребенком, без копейки оставил, а случилась со мной беда – тут же примчалась. О л ь г а: Санечка, отпусти Наташу, дай ей сесть. Сейчас будем ужинать, уже почти все готово. Н а т а ш а: Какие чудесные запахи… Я их еще у лифта почувствовала. Д у х: А правда, пахнет вкусно. Чем там Ольга их кормить собирается? А, так это же мой любимый жульен! Надо же, меня нет, я уже почти что умер, а она всё мои любимые блюда готовит… Может, она и не совсем стерва, может, она меня все-таки любит, просто Сашка, сукин сын, ее с панталыку сбивает. Ах, какой запах! Жалко, что попробовать нельзя, жрать нечем. Сейчас залетел бы поближе к плите и схавал бы всё подчистую, во смеху-то было бы! Н а т а ш а: Лёлечка, тебе помочь на кухне? О л ь г а: Нет, спасибо, еще десять минут – и можно садиться за стол. У нас сегодня жульен, это Санечкино любимое блюдо. Д у х: Не Санечкино, а мое! Совсем с ума сошла? О л ь г а: Я даже Емелина приучила его есть. Старалась почаще готовить, чтобы квалификацию не потерять. Стою у плиты, грибы чищу, лук жарю, куриное мясо разбираю и представляю себе, что это для Сани, что он сейчас придет и мы будем вместе ужинать… Д у х: Ни фига себе… Н а т а ш а: А вместо него является этот козел и все съедает, громко хрюкая и чавкая. Он по-прежнему громко чавкает, или научился наконец принимать пищу в цивилизованных формах? Все громко смеются. Д у х: Это кто козел? Кто чавкает-то? Я, что ли? Да не может быть… Н а т а ш а: Так что там с ним случилось? Мы можем считать себя свободными? С к у р а т о в: Боюсь, что пока нет, хотя перспективы обнадеживающие. Из реанимации звонят каждые пятнадцать минут. Н а т а ш а: И что говорят? О л ь г а: В последний раз сказали, что есть признаки улучшения, но шансы крайне малы. Н а т а ш а: Иными словами, вероятнее всего он все-таки умрет. Ну слава богу! С к у р а т о в: Знаете, Наташа, всякие чудеса бывают. Наши медики иногда совсем безнадежных вытаскивают. Так что радоваться пока рано. Н а т а ш а: Молодой человек, надеяться надо до последнего, не будем опускать руки. И кроме того, мы должны управлять судьбой, а не сдаваться на ее милость. Ну-ка расскажите-ка мне, как это все случилось. О л ь г а: Мы поехали на дачу, по дороге купили продукты. Емелин договорился с соседом по даче попариться в баньке, пока они парились, я сделала мясо, салат, накрыла на стол. Ну и водку, естественно, тоже поставила. А она оказалась фальсифицированная. Вот и всё. Н а т а ш а: Как это всё? Так не бывает. О л ь г а: Почему не бывает? Н а т а ш а: Потому что есть еще сосед. Он что, тоже отравился? О л ь г а: Нет, он водку не пил, он пил коньяк. Н а т а ш а: Ах вот оно что… Всё равно странно. С к у р а т о в: Что же вы видите в этом странного? Поддельной водки кругом полно, газеты об этом постоянно пишут, по телевизору репортажи показывают. Из какой только гадости ее не делают! Это же чистая отрава. Н а т а ш а: Я не об этом. Насколько я знаю Емелина, он всегда покупал продукты только в дорогих магазинах, где поддельной водки не бывает. Неужели он так сильно изменился за эти годы? О л ь г а: Он совсем не изменился. Это я виновата. Н а т а ш а: Да ну? Д у х: Да ну? Расскажи-ка, дорогая моя, как ты меня фальсифицированной водкой отравила, а я послушаю. Страшно интересно! О л ь г а: Понимаешь, я несколько дней назад ехала на дачу… Помнишь, заморозки ударили? Н а т а ш а: Да-да, помню. О л ь г а: Ну вот, у меня вода замерзла, стекла не мылись. Ты же знаешь этот старый способ – залить вместе с водой водку. Я остановилась у придорожного ларька, купила две бутылки водки, одну сразу залила, другую оставила на всякий пожарный. Приехала на дачу, водку поставила на кухне в холодильник. А она оказалась той же марки, какую Емелин сегодня утром покупал. Я, видно, перепутала и не ту бутылку на стол поставила. Д у х: Коза ты винторылая!!! То есть как это ты перепутала?! Ты мне баки-то не заливай! Перепутала она… Вот я оживу и в прокуратуру тебя сдам за покушение на умышленное убийство. Ты у меня в тюрьму сядешь на долгие года! Н а т а ш а: Ну вот, это уже совсем другой разговор. Ты Емелину рассказывала, что покупала водку для стеклоочистителя? О л ь г а: Да ты что, он вообще не знал, что я на дачу в тот день ездила. Н а т а ш а (глядя на Скуратова) : Ах вот как… С к у р а т о в: Да, вы правильно поняли. Д у х: А кстати, зачем она ездила на дачу? И мне ничего не сказала… Очень странно. Ничего не понимаю. Наташа вот что-то там такое поняла, а я… Н а т а ш а: Значит, Емелин про вторую бутылку, купленную в сомнительном месте, не знал. Вернее, не знал о том, что ты, Лёля, ее купила. С к у р а т о в: Мне кажется, я понимаю, что вы хотите сказать. Н а т а ш а: Приятно иметь дело с умными людьми. Если этот козел выкарабкается, он у нас в тюрьму сядет на долгие года. За покушенние на умышленное убийство собственной жены. Или соседа, надо будет подумать, как лучше. Ну что ж, разговор нам предстоит долгий, в этом деле нужна тщательность и аккуратность. Я позвоню, надо отпустить машину. Наташа берет телефонную трубку, набирает номер. Д у х: Э, э, вы что это там затеяли? Почему это я в тюрьму сяду? За какое умышленное убийство? Вы что, охренели?! Н а т а ш а: Зайчик, это я… Нет, пока не умер… Да умрет, умрет, не беспокойся, куда он денется… Нет, у меня здесь много дел, это надолго. Ты съезди пока в боулинг, поиграй, кофейку попей. Я тебе позвоню, когда освобожусь… Ну не огорчайся, зайка моя, купим мы тебе то, что ты хочешь, купим, завтра же поедем и купим… Сегодня? Ну может быть и сегодня, если успеем. До которого часа они работают? До девяти вечера? Сейчас уже половина восьмого, Емелин, пожалуй, не успеет умереть, так что отложим на завтра… Да, детка, обещаю, завтра прямо с утра поедем и купим. Ну все, зайка, целую. Смотри там не балуйся. Я позвоню, когда надо будет меня забирать. Д у х: С кем это она разговаривает? Неужели с Ленкой, нашей дочерью? Она, наверное, уже совсем большая… Ну да, ей… ей… двадцать три должно быть. Или двадцать четыре? Нет, кажется, все-таки двадцать три. С к у р а т о в: Это вы с дочерью разговаривали? Н а т а ш а: Почему с дочерью? С любовником. С к у р а т о в: Вы его зайкой и деткой называете? Н а т а ш а: А как мне его прикажете называть? Папочкой? Он моложе меня почти на тридцать лет, даже моя дочь старше него. О л ь г а: Алик – такая лапочка, ты не представляешь! Такой трогательный, так нежно ухаживает за Наташей. Н а т а ш а: Молодой человек, я вижу на вашем лице неприкрытый скепсис. Вас что-то смущает? С к у р а т о в: Нет-нет, ни в коем случае. Меня ничего не смущает. Н а т а ш а: Смущает, смущает, я же вижу. Высказывайтесь вслух, здесь все свои. Вам кажется неприличным, что у пятидесятилетней женщины столь юный любовник? С к у р а т о в: Дело не в приличиях, просто… Д у х: Да нет, как раз в приличиях дело. Взяла моду, понимаешь, в пятьдесят лет молодых альфонсиков заводить. Да, Наталья Михайловна, не ожидал я от вас такого падения! Раньше вы не такая были. Где ваша женская гордость, женская скромность, наконец! Н а т а ш а: Ну-ну, продолжайте. С к у р а т о в: Просто я никогда не мог понять, что может быть общего у людей при такой разнице в возрасте. Я не имею в виду обязательно мужчину и женщину, я хочу сказать, что и двум мужчинам не о чем разговаривать, если одному пятьдесят, а другому – двадцать. Не зря же отцы и дети, как правило, не находят общего языка. Н а т а ш а: О, вы читали Тургенева, это похвально. Знакомство с русской классикой делает вам честь. Кстати, с чего вы взяли, что я с Аликом о чем-то разговариваю? С к у р а т о в: А что, вы с ним не разговариваете? Н а т а ш а: Конечно, нет. В том смысле, о котором вы говорите, я с ним не разговариваю. Мы с ним, так сказать, обмениваемся репликами. Чисто функционально. Позвони, приезжай, купи, принеси, ложись, вставай, раздевайся, одевайся. С к у р а т о в: А зачем тогда он вам нужен? О л ь г а: Саня! Ну что ты такое говоришь! Как тебе не стыдно? Н а т а ш а: Лёлечка, оставь, Александр совершенно прав, задавая свой вопрос. Он имеет право недоумевать. И мой долг как старшего товарища развеять его недоумение. Д у х: И мое тоже, пожалуйста… Н а т а ш а: Вероятно вы, Александр, полагаете, что женщины элегантного возраста заводят молодых любовников исключительно для плотских утех, потому что если с ними не о чем разговаривать, то зачем же еще они нужны. Но поскольку признаваться в тяге к плотским удовольствиям, мягко говоря, неприлично, то женщины вроде меня начинают оправдывать свои интимные связи мифическими сердечными привязанностями. Рассказывают, какие их юные друзья умные и мужественные, какое у них необычное мировоззрение и непризнанный талант. Я же ничего подобного не говорю. И вас, молодой человек, интересует, какую же систему оправданий я выработала для себя. Я правильно истолковала ваш вопрос? С к у р а т о в: Ну… в общем… да, правильно. Извините, это, наверное, бестактно с моей стороны. Н а т а ш а: Ничего-ничего, не стоит извиняться. Мой юный любовник откровенно глуп, впрочем, как и все двадцатилетние мальчики. С к у р а т о в: Так уж и все? Н а т а ш а: Конечно, все. Возраст такой, знаете ли. Ни ума, ни жизненного опыта. К слову сказать, с сексуальным опытом там тоже небогато, у меня были мужчины и получше. Д у х: Неужели это она меня имеет в виду? Ну спасибо, Наталья Михайловна! А вдруг не меня? Обидно, понимаешь… Н а т а ш а: Но зато Алик очень удобен. Он возит меня туда, куда я хочу, сопровождает в тех случаях, когда даме неприлично появляться одной, носит багаж, выполняет функции секретаря, водителя и носильщика в одном лице. С к у р а т о в: Действительно, очень удобно. Н а т а ш а: У него нет собственного мнения, которое он пытался бы отстаивать в никому не нужных спорах со мной. Он не читает газет, не интересуется политикой и не лезет ко мне с вопросами о том, что я думаю о Чубайсе и нравится ли мне президент. Д у х: А ты, небось, и рада, что он не спрашивает, потому что тебе и ответить-то нечего. Ты же про Чубайса знаешь только, что он рыжий. А про президента так и вовсе ничего. Про него никто ничего не знает. Если тебя ни о чем не спрашивать, так ты и за умную сойти можешь. Н а т а ш а: У него нет амбиций и он не требует, чтобы я считалась с его неординарностью. Одним словом, у него нет всех тех недостатков, которые есть у каждого мужчины в возрасте тридцати пяти лет и старше. Алик довольно красив, это, пожалуй, единственное его бесспорное достоинство, и в обществе его появление рядом со мной создает соответствующий эффект. На него смотрят, им восхищаются, а думают в это время обо мне. С к у р а т о в: И что же о вас думают? Д у х: Вот-вот, что же такое о тебе думают? Н а т а ш а: А думают примерно следующее: «В этой женщине должно быть что-то совершенно необыкновенное, если в нее влюблен такой стильный красивый и молодой парень.» Помните известную формулу о том, что короля играет свита? Так вот это как раз тот случай. Ну и потом, здоровье, милый Александр, здоровье, что тоже не последнее дело в нашем возрасте. Секс с Аликом скучен и утомителен, но полезен для здоровья. С к у р а т о в: А он действительно в вас влюблен? Д у х: Ну конечно, щас! Разбежался! Ой дура ты, Наташка, ой дура… Неужели у тебя ума не хватает понять, что твой Алик – обыкновенный Альфонс? Н а т а ш а: Да вы что, молодой человек! С какой это стати ему в меня влюбляться? Влюбляться он будет потом, найдет себе что-нибудь подходящее по возрасту, уму и социальному положению, и пусть влюбляется до помрачения рассудка. А я его купила. Знаете, как покупают лекарство в аптеке. Или наняла, как нанимают секретарей или шоферов. Я его содержу, балую, делаю дорогие подарки, а он за это со мной спит. Иногда. Когда мне нужно. Правда, он, бедняжечка, этого не понимает. С к у р а т о в: Что значит – не понимает? Чего он не понимает? Н а т а ш а: Он думает, что я его безумно люблю. И думает, что он такой хитрый, ловкий, обвел вокруг пальца старую бабу, затащил ее в постель, показал ей небо в алмазах, а она, глупая, за это ему подарки делает и не видит, что он давно уже сел ей на шею и ножки свесил. С к у р а т о в: Так вы что же, его не любите? Н а т а ш а: Нет, конечно. С чего это мне его любить? Тоже мне, сокровище! Я его использую, а он использует меня. Разница между нами состоит только в том, что я правильно оцениваю ситуацию, а он – нет. Молодой еще… Что вы на меня так смотрите, Александр? Я кажусь вам циничной? С к у р а т о в: Нет-нет… Я хотел спросить, может быть, это неделикатно, но… Н а т а ш а: Спрашивайте, дружок, не стесняйтесь. Ну, смелее! С к у р а т о в: А Емелина вы любили? О л ь г а: Саша! Ты переходишь всякие границы. Разве можно так? Д у х: Да ладно, чего там, пусть переходит, мне тоже интересно послушать. Н а т а ш а: Ничего, пожалуйста. Емелина… Да, его я любила. Когда-то давно. Когда еще думала, что он приличный человек. Д у х: Это как понимать прикажете? Думала, что я приличный человек… А какой же я, по-вашему? Неприличный, что ли? Вот тоже ляпнула! С к у р а т о в: А когда разлюбили? Н а т а ш а: О, этот день я помню хорошо! Во всех деталях. Звонит телефон. Д у х: Черт бы взял этих докторов, научили их в медицинских институтах людей спасать на мою голову! Сейчас как скажут, что все в порядке, придется быстренько возвращаться, а тут только самое интересное начинается. Так хочется послушать, как Наташа меня разлюбила и за что. И про тюрьму они все никак не договорят, только обещают… О л ь г а: Алло… Да, это я… Что вы говорите?! Боже мой, боже мой… Но все-таки надежда есть? Да, я верю, что вы делаете все, что в ваших силах. Спасибо. Ольга кладет трубку . Д у х: Ну что там? Давай говори быстрее! С к у р а т о в: Ну что там? О л ь г а: Опять хуже. Никак не могут сердце запустить. Д у х: Слава богу, пронесло! (Устраивается поудобнее) Ну так продолжайте, друзья мои, продолжайте, я вас с удовольствием слушаю. Ольга вносит блюдо с жульеном, ставит посреди стола. Уходит на кухню за закусками. С к у р а т о в (подвигая Наташе стул) : Прошу вас. Вы собирались рассказать о том, как разлюбили Емелина. Н а т а ш а: А откуда у вас такой трепетный интерес к моим отношениям с Емелиным? С к у р а т о в: Когда знаешь, за что женщина разлюбила другого мужчину, это помогает избежать ошибок в отношениях с ней. Н а т а ш а: Очень многообещающе звучит. Я надеюсь, вы не собираетесь строить отношения со мной? С к у р а т о в: Нет-нет, что вы… То есть я хочу сказать… Н а т а ш а: Бедный, совсем запутался. Ладно, слушайте. Это было давно, около десяти лет назад. Емелин уехал работать на полгода в Германию, какой-то контракт подписал. А я в это время заболела. Знаете, как бывает: легкое недомогание, которое все не проходит и не проходит, потом становится хуже, но терпишь еще какое-то время, потом идешь к врачу, а он говорит, что все страшно запущено и существует реальная опасность для жизни. И что у нас в стране эта болезнь не лечится, но есть прекрасные клиники за рубежом, где с этим справляются. Например, в Швейцарии или в Германии. Что на моем месте сделала бы любая нормальная женщина? С к у р а т о в: Естественно, обратилась бы к собственному мужу. Тем более если у него есть деньги и он в данный момент находится как раз там, где есть нужная клиника. Н а т а ш а: Правильно, молодой человек. А поскольку я в то время была именно нормальной женщиной, то я именно так и поступила. Но был один нюанс. С к у р а т о в: Какой нюанс? Н а т а ш а: Тогда у нас еще не было мобильных телефонов. И позвонить Емелину в любой момент я не могла. У меня не было ни одного номера телефона, по которому я могла бы его найти в Германии. Он сам мне звонил. Изредка. В первый месяц после отъезда – раз в неделю, во второй месяц – раз в две недели. А к исходу пятого месяца, когда выяснилось, что я, скорее всего, не жилец, он перестал звонить вовсе. И что я должна была предпринять? С к у р а т о в: Вы должны были написать ему письмо. Вы же знали адрес? Н а т а ш а: Дорогой Александр, сколько лет вы знакомы с Емелиным? С к у р а т о в: Вы же сами знаете. Мы познакомились, когда он уже развелся с вами. Н а т а ш а: Ну, это случилось достаточно давно, прошло много лет. Неужели за эти годы вы не поняли, что Емелин всегда делал только то, что хотел, а не то, что должен? Он никогда не оставлял мне ни адресов, ни телефонов, чтобы я не могла его найти, когда он нужен. С к у р а т о в: Но почему? Н а т а ш а: Чтобы я не мешала ему шляться по бабам, это же очевидно. Д у х: Неужели догадалась? Интересно, когда? Еще тогда, когда мы были женаты, или уже потом? Задним-то умом все крепки. Н а т а ш а: Но это я поняла только потом. А в тот момент я честно искала возможность сообщить ему о своей беде и попросить о помощи. И представьте себе, нашелся знакомый, который ехал в Германию, как раз в тот город, где якобы работал Емелин. Он согласился взять мое письмо и пообещал, что найдет фирму, где работает по контракту мой муж. Через две недели этот знакомый вернулся и сообщил, что Емелина он не застал. Фирму нашел, но выяснилось, что герр Емелин отбыл в Австрию в командировку и в Германию больше не вернется. Когда закончится контракт, он вернется в Москву прямо из Вены. Поехать за ним в Австрию мой знакомый не мог, потому что у него не было визы, и Шенгенского соглашения тогда еще не существовало. Итак, он приехал в Москву, с сожалением вернул мне мое письмо и долго извинялся за то, что не смог выполнить поручение. А мне между тем становилось все хуже и хуже. О л ь г а: Ты знаешь, Санечка, Наташа чуть не умерла тогда. Ей делали химиотерапию, у нее все волосы вылезли, она постарела, наверное, лет на двадцать, высохла вся – ужас! Без слез смотреть на нее было невозможно. Д у х: Ну и хорошо, что я ее такой не видел. Главное – она поправилась, вон как выглядит! Прямо супермодель. С к у р а т о в: И что же было дальше? Н а т а ш а: Ничего. Емелин не узнал о моей болезни. А буквально через несколько дней после возвращения моего знакомого из Германии я получила письмо, в котором Емелин рассказывал, что встретил в Германии женщину, полюбил ее всем своим сомнительного качества сердцем и просит у меня развод. Возвращаться в Россию он в ближайшее время не собирается, будет строить новую семейную жизнь на благополучной земле Западной Европы, а разводиться вместо него будет по доверенности его приятель-адвокат, которому он уже выслал соответствующие бумаги. С к у р а т о в: И вы так спокойно уступили? Дали ему развод? Н а т а ш а: Молодой человек, а за что мне было бороться? Если Емелин не хотел со мной жить, то он не хотел со мной жить, вот и всё. Заставлять его жить со мной силой – глупо и унизительно. Д у х: Правильно, Наталья Михайловна, ты всегда была умницей. На твое чувство собственного достоинства я и рассчитывал, когда писал то письмо с просьбой о разводе. А за что же ты меня разлюбила? Ну я – понятно, почему тебя разлюбил, все-таки ты была старше меня на пять лет, а мне всегда нравились молоденькие и свеженькие, так что со мной вопросов нет. Но ты-то меня почему разлюбила? Чем я-то тебе был нехорош? С к у р а т о в: Но вы ведь могли через адвоката сообщить ему, что тяжело больны, нуждаетесь в лечении за границей. Я уверен, что он не бросил бы вас, если бы знал о вашем тяжелом положении. Емелин, конечно, полный мудак, но не подонок, он бы сначала вас вылечил, поставил на ноги, а потом уж развелся бы. Мне кажется, вы к нему несправедливы. Н а т а ш а: Лёля, он что, ничего не знает? Откуда такие странные суждения? Разве ты не рассказывала Александру, как все это произошло? О л ь г а: Видишь ли, я не считала возможным рассказывать ему всю правду… Наташечка, дорогая моя, это все-таки такой интимный момент, я не считала себя вправе обсуждать это с кем бы то ни было. Захочешь – сама расскажешь, а я чужие тайны пересказывать не люблю. Д у х: Ой-ой-ой, можно подумать! Откуда такое благородство? Всю жизнь была дурочкой-простушкой, тупой домохозяйкой, а тут прямо потуги на интеллигентность появились. Ну и что это там за тайны такие, которые ты с Сашкой не обсуждала? Н а т а ш а: Ну что ж, тогда придется рассказывать. Понимаете, Александр, Емелин прекрасно знал о том, что я больна. Знал, что я умираю, что я постарела и полысела, и даже если я выживу, то останусь, вероятнее всего, глубоким инвалидом. Для него это означало, во-первых, что ему придется одному заботиться о нашей дочери, которой в ту пору было двенадцать лет, а во-вторых, что я навсегда утрачу внешнюю привлекательность. Ни в какую Австрию он не уезжал, мой знакомый легко разыскал его в Германии, передал письмо, Емелин ознакомился с содержанием, а потом стал просить этого человека о помощи. Как бы сделать так, чтобы тот его как будто не застал и письмо как будто не передавал. В общем, они договорились. Емелин пообещал ему денег, и тот согласился на это вранье. Д у х: Ё-моё! Как она узнала? Откуда? Черт, как неприятно! А я еще жениться на ней собирался… Теперь, раз она знает правду, она хрен за меня замуж пойдет. О л ь г а: Вполне в духе Емелина. Бедняга, могу себе представить, как он перепугался, когда прочел письмо. Если Наташа умрет – на нем останется дочка, которая ему сто лет не нужна. Придется о ней заботиться, внимание уделять, а как же поездки на курорты с любовницами? Да что поездки, даже на ночь нигде не останешься. Это же ему придется весь образ жизни менять, а не хочется. Если Наташа выживет – то останется инвалидом и уродиной, с ней разводиться будет как-то неловко, все знакомые отвернутся. Ему же всегда было важно, чтобы он в глазах окружающих выглядел чистеньким и благородненьким. Опять же тяжело больная жена – а как же развлечения с бабами? Жену ведь надолго одну не оставишь. Вот он и сообразил эту комбинацию: с одной стороны, про болезнь жены ничего не знаю, так что с меня взятки гладки, с другой стороны – новая любовь, неземная, с кем не бывает, но всегда это считается уважительной причиной. Д у х: Фу, как нехорошо… Я-то был уверен, что все сошло гладко. А они, оказывается, все знали. Представляю, что Наташка обо мне все эти годы думала и как она меня ненавидит. Но все-таки интересно, кто меня заложил? С к у р а т о в: Да-а-а, веселенькая история… Я ведь знал только половину. Д у х: Которую? Н а т а ш а: Которую? С к у р а т о в: Лёля мне рассказывала, что Емелин бросил вас с ребенком без копейки, и вы ему этого не простили. Больше я ничего не знал. Д у х: Ну прямо-таки, без копейки! Я что, имущество с ней делил? Я ей квартиру оставил и алименты платил, пока дочке восемнадцать не исполнилось, так что нечего на меня напраслину возводить. Н а т а ш а: Не совсем так, молодой человек. Емелин ничего со мной не делил, но делить-то, в сущности, было и нечего. Квартира, в которой мы жили, была моей, у Емелина была другая. Машину делить было невозможно, он же хитрый, оформил на своего отца и ездил по доверенности. Гараж на мать записан. Но алименты платил исправно, что верно – то верно. Только какие это были алименты? Двадцать пять процентов от оклада по месту госудаственой службы. А его доходы от коммерческой деятельности оказались как будто и не при чем. И вот теперь представьте: мы жили на эти самые доходы от коммерческой деятельности, потому что на его государственную зарплату я могла только два раза в магазин сходить за продуктами. Весь уровень жизни у нас был рассчитан исходя из тех, коммерческих, денег. И вдруг я оказываюсь без всего этого… Больная, умирающая, с перспективой в лучшем случае инвалидности и уродства, и с несовершеннолетней дочерью на руках. Но мы отвлеклись. Вас же интересовало, в какой момент я разлюбила Емелина? Да в тот самый, когда узнала, что он прочел мое письмо и испугался. Да, я могла сопротивляться, могла настаивать на материальной помощи, не давать развода и все такое… Но зачем? Зачем мне такой муж – трус, подонок и вообще полное дерьмо? Д у х: Это я дерьмо? Я – дерьмо?! Я – трус и подонок?! Нет, ты слышала, красавица?… Слышала, да? И что?… Мягко сказано?… Еще и хуже можно назвать?… Да ладно, что ты понимаешь в нашей жизни, тоже мне, морализаторша нашлась. Плохо, конечно, что они теперь все это знают. О л ь г а: И тогда Наташа решила, что вернет все на круги своя. Ты только посмотри, Санечка, посмотри на нее! Она опять здорова и богата, она добилась того, чего хотела. Ой, Наташечка, я так тобой всегда восхищаюсь! Я так хочу быть похожей на тебя. Ой, я же хлеб не подала! Какая я растяпа. Скуратов с готовностью встает. С к у р а т о в: Я принесу. Какой порезать, белый или черный? О л ь г а: Мне белый, пожалуйста. С к у р а т о в: А вам, Наташа? Н а т а ш а: Мне не нужно, я хлеб не ем. Я на диете. Д у х: Правильно, Наталья Михайловна, хлеб вреден. А эта дурочка пусть ест, разнесет ее к сорока годам – ни в одну тряпку не влезет, всё, что я ей покупал, псу под хвост пойдет, а на новые денег не хватит. Попомнит еще Емелина, до поздно будет. Вот так-то! Скуратов уходит на кухню, берет нож, режет хлеб. Н а т а ш а: Лёлечка, я тебе хоть один раз давала плохой совет? О л ь г а: Нет, а что? Н а т а ш а: Тогда послушайся меня, не делай ставку на этого молодого козла. О л ь г а: Но почему? Тебе не понравился Саня? С к у р а т о в: Ах черт! Порезался… Скуратов идет к женщинам, держа на весу окровавленный палец. Д у х: Конечно, еще бы тебе не порезаться, у меня ножи золингеновские, это тебе не кот начхал. Над раковиной держи руку, над раковиной, чё ты мне кровью на пол-то капаешь, это же натуральный паркет! Отмывай потом за тобой… Вот правильно Наташка про тебя сказала – молодой козел. Куда ты поскакал в комнату? Сиди на кухне и не рыпайся, там на полу керамическая плитка. О л ь г а: Ой боже мой, Санечка… (отворачивается) Я не выношу вида крови, мне сразу плохо делается. Наташа, помоги ему, там в ванной аптечка. Н а т а ш а: Пойдемте, молодой человек, я вам сделаю перевязку. Наташа и Скуратов уходят. О л ь г а: Господи, Емелин, хоть бы ты уже умер наконец! Д у х: Это почему же? Чем я тебе-то не угодил? О л ь г а: Не могу я больше притворяться, строить из себя дурочку безмозглую… Д у х: А кто ж ты есть на самом деле? Дурочка безмозглая и есть. О л ь г а: Не могу больше выносить твой храп, и твое чавканье, и твои манеры. Не могу! Не могу! Д у х: А чего ж ты со мной не разводишься, если я тебе так противен? Давно бы уже развелась – и не мучилась бы. О л ь г а: И развестись я с тобой не могу, если ты выживешь, придется снова тебя терпеть. Если бы я знала тогда, как это тяжело, как это невыносимо тяжело, я бы ни за что не согласилась на Наташино предложение. Д у х: Так-так-так, еще интересней! Это на какое такое предложение ты согласилась? О л ь г а: Какая я была дура! Мне было двадцать четыре года, я была замужем за Саней, безумно его любила. Д у х: Что-о-о? За каким Саней ты была замужем? Ты же мне говорила, что я – твой первый муж! О л ь г а: Все было так чудесно… Только вот денег не хватало. Ну просто ни на что не хватало. Саня в милиции работал, я в салоне красоты маникюр делала, потому что мое высшее образование оказалось никому не нужно после перестройки. Д у х: Минуточку! Какое высшее образование? Ты же мне всегда говорила, что у тебя всего десять классов… Ну ты и врушка! О л ь г а: Наташа была моей клиенткой. Еще до развода регулярно салон посещала, прическу делала, к косметологу ходила на процедуры. Потом пропала на какое-то время, долго не появлялась, потом появилась – я прямо ахнула, до того она была страшная. Лысая, истощенная, парик носила. Она тогда уже выздоравливала и очень за собой следила, каждый месяц приходила ногти в порядок приводить. И вот однажды она мне рассказала свою историю. И попросила помочь. Я с Саней посоветовалась, он дал добро, и мы вместе разработали план, как восстановить справедливость. Только Наташа с Саней моим знакомиться лично не хотела. Мало ли, говорила, как жизнь повернется, а вдруг столкнемся где-то втроем – Емелин, Саня и она, выдадим, говорит, себя, не сумеем сделать вид, что впервые друг друга видим, и вся операция провалится. Осторожная она – страшное дело! Д у х: Ё-мое, шпионские страсти какие-то! План они, понимаешь ли, разрабатывали. Операцию. Штирлицы недобитые. О л ь г а: Ну вот, в общем, Наташа меня научила, как и что нужно делать, как вести себя и одеваться, чтобы понравиться ее бывшему мужу. Я познакомилась с Емелиным, все получилось быстро и легко. В первый же вечер он уложил меня в постель. Д у х: Кто уложил? Я уложил?! Да ты сама ко мне в койку запрыгнула! Еще и ногтями цеплялась, чтобы я тебя оттуда не вытурил! О л ь г а: Когда он заговорил о женитьбе, мы с Саней быстренько оформили развод, у него в ЗАГСе знакомая тетка была, за пять минут все сделала. А потом я паспорт якобы потеряла, написала заявление в милицию и получила новый, без всяких штампов о браках и разводах. Д у х: Ну врушка! Ну обманщица! Это же надо так врать! О л ь г а: Ну вот, женила я на себе Емелина и стала ему песни петь о своих родственниках. Много их у меня оказалось, и все по глухим провинциям разбросаны. Наташа предупредила, что Емелин и свою-то родню не жалует, а от чужих родственников его вообще всего перекашивает, так что он никаких денег не пожалеет, только чтобы они к нему на голову не сваливались. На этом я и сыграла. Ой, сколько денег я из него выкачала на эту несуществующую родню! Д у х: Ну сука, ну сука! А я-то тебе верил, жалел, сочувствовал, деньги давал! О л ь г а: Потом еще два раза пыталась собственное дело начать, покупала помещение и открывала салон красоты, а он прогорал. Оба раза. Это я так Емелину говорила. Д у х: А куда же ты деньги эти девала, курица? На Санечку своего тратила? Или на других мужиков? О л ь г а: На эти деньги Наташа восстанавливала здоровье, ездила за границу лечиться, делала пластические операции. Потом мы с ней вместе очередные Емелинские денежки удачно вложили, у нас теперь своя фирма, очень прибыльная. На подставных лиц оформили, чтобы самим не светиться. Ну и Саня, конечно, помог, на одни подачки родственникам не больно-то развернешься. Когда Емелину нужен был человек в фирму, в службу безопасности, ему Саню подвели как человека надежного и опытного. Д у х: Что значит – подвели? Нет, я вас спрашиваю, что это значит – Скуратова подвели? Да я сам его на работу принимал. Сам, вот этими руками… Ах ты черт, со всех сторон обложили, сволочи! О л ь г а: Саня из милиции уволился и стал работать у Емелина, втерся к нему в доверие, возглавил службу безопасности, потом первым заместителем стал, но самое главное – подгреб под себя все Емелинские финансы. Емелин создает липовую фирму за границей, заключает с ней контракт, под этот контракт переводит фирме деньги, а уже оттуда эти деньги уходят на личные счета. Номерные, без всяких там имен и фамилий. Вот этим самым как раз мой Саня и занимался. Емелин – он что? Пожрать, выпить, повеселиться, телку молодую трахнуть – вот и все его радости. Делами заниматься терпеть не может. Морочил мне голову, что он на переговорах, или что поехал за границу контракт заключать, а сам с бабами развлекался, по ресторанам их водил и по заграничным курортам возил. Думал, что я не знаю. Д у х: Блин, и об этом она знает! Да что ж это такое… О л ь г а: Так что Емелин фактически сам все финансовые дела Санечке и отдал. Саня ездил в разные страны, создавал фирмы, ликвидировал их, открывал счета. И номера этих счетов только он один знает. Емелин – дурак, тупой и самодовольный, он считает, что раз он Саню моего из нищей ментовки вытащил и хорошую зарплату ему платит, так Саня ему по гроб жизни будет благодарен, в глаза будет заглядывать и задницу лизать. Д у х: А что, не так, что ли? А вообще-то хрен его знает, может, и не так… Столько тут всего понаслушался, что уж и засомневаться впору. О л ь г а: Саня с этих счетов уже пару раз денежки снимал, один раз Наташе на операцию, другой раз – на нашу собственную фирму. Всё получилось так, как Наташа планировала. Обложили Емелина со всех сторон, и дома, и на фирме, деньги все взяли под контроль, тут бы жить да радоваться… Д у х: Я тебе покажу жить да радоваться! Ты… ты… Ё-моё, я даже слов не могу подобрать, кто ты такая! Дрянь ты паршивая после всего этого! И правильно я делал, что тебе изменял направо и налево, и правильно, что я тебя обманывал! Ты же первая меня обманула, так что меня совесть теперь не мучит. Надеешься, что я подохну и все эти денежки тебе и Скуратову достанутся? Не рассчитывай! И не надейся даже! Во-первых, я и не подумаю умирать, вот назло тебе, сука бессердечная, выкарабкаюсь! Первое, что я сделаю, – заяву на тебя накатаю в прокуратуру, что ты меня поддельной водкой отравить хотела. Сядешь лет на десять, посидишь, отдохнешь, подумаешь как следует над своим безнравственным поведением. Второе – Сашку уволю без выходного пособия. Хотя… Нет, черт возьми, так не получится, я же номеров счетов не знаю, без Сашки мне мои деньги не получить никак. Ладно, Сашку временно оставлю, прикинусь овцой, якобы после клинической смерти у меня новый взгляд на жизнь появился, интерес к бабам и выпивке пропал, буду теперь делами заниматься. Тут уж он хочешь – не хочешь, а вынужден будет вместе со мной всё делать, так я потихонечку все номера счетов и узнаю. А уж потом выгоню его. Правильно я говорю, симпатичная?… Чего?… Как это он сам от меня сбежит? Куда это он сбежит, зачем?… Ах, ну да, ну да, Ольга… Об Ольге я и не подумал. Конечно, если я ее посажу за покушение на убийство, то он мне этого не простит. Значит, что же получается? Ольгу тоже нельзя сажать?… А что можно?… Ничего нельзя?… Не-е-е, я так не согласен! Как это так ничего нельзя? Что же мне прикажешь, терпеть все как есть?… Выхода другого нет? Да не может быть… Хотя если подумать, то так и получается, что выхода другого нет. Либо я поступаю с ними так, как они заслуживают, но остаюсь нищим, либо, если хочу сохранить свои деньги за границей, делаю вид, что ничего не произошло и я ничего такого про них не знаю. И как это должно выглядеть, а, красавица моя бестелесная? То есть я прихожу домой, Ольга мне подает на ужин жульен, а я знаю, что она, пока его готовила, думала о Скуратове, и молчу, так, да? Я ложусь с ней в постель и думаю о том, трахалась она сегодня со Скуратовым или нет. Она мне говорит, что нужны деньги для ее родственницы из Жмеринки, а я думаю, куда она их денет, в ресторане со Скуратовым и Наташей прогуляет или отдаст на приют для бездомных собак. Я ей скажу, что у меня переговоры до поздней ночи, а она будет знать, что я у бабы? Что-то кисло получается… Нет, мне так не нравится. Ты там подумай, симпатичненькая, может, еще вариант найдется, а? Чтобы и волки сыты, и овцы целы. Чтобы и Ольгу со Скуратовым наказать на всю оставшуюся жизнь, и деньги свои не потерять… Не получается?… Ну ты с ответом-то не торопись, ты еще подумай, время есть, пока меня еще реанимируют. Кстати, что-то давно из больницы не звонили, хотелось бы все-таки понимать, как там идут дела и на каком я свете. Возвращаются Наташа и Скуратов. Рука Скуратова аккуратно забинтована. Н а т а ш а: Ну вот, Лёлечка, я твое сокровище отремонтировала. Получай его в целости и сохранности. Из больницы больше не звонили? О л ь г а: Пока нет. Н а т а ш а: Хотелось бы понимать, как там дела и на каком мы свете. Так, дети мои, мне нужно сделать несколько деловых звонков, но боюсь занимать телефон, вдруг вам из больницы позвонят… Ладно, позвоню по мобильному. Лёлечка, ты не возражаешь, если я пройду в другую комнату? Не хочу вам мешать своими разговорами. О л ь г а: Конечно, иди в спальню. Наташа уходит. С к у р а т о в: Вот, руку забинтовал… Ты чего такая расстроенная, Лёля? О л ь г а: Ничего. Все в порядке. С к у р а т о в: Но я же вижу… О л ь г а: Что ты видишь? Это Я вижу! Права была Наташа, ох, права. С к у р а т о в: В чем права? Ты о чем? Я ничего не понимаю. О л ь г а: Ты не понимаешь? Да ты на себя посмотри, Дон Жуан недобитый! Ты кого обмануть хотел? Меня? Наташа мне сказала, чтобы я не делала на тебя ставку. Думаешь, она это просто так сказала? Нет, милый мой, она сразу почувствовала, что ты на нее глаз положил, и предупредила меня, что ты – существо ненадежное. С к у р а т о в: Лёля, ты что? О чем ты говоришь? Почему ты решила, что я собрался тебя обмануть? О л ь г а: Потому что ты прекрасно знаешь, что мне делается плохо при виде крови! Ты нарочно порезался, чтобы уединиться с ней в ванной, потому что ты точно знал: я твоим порезом заниматься не смогу. Ты думаешь, я не заметила, как ты на нее смотрел? Думаешь, я не поняла, зачем ты завел разговор о Емелине и о том, как и почему она его разлюбила? У меня, Санечка, память отменная, и я прекрасно помню, как ты точно такой же вопрос задавал когда-то мне, когда только начинал за мной ухаживать. И точно так же объяснял, что хочешь избежать ошибок в отношениях со мной. Забыл? Д у х: Ха-ха! И у ментов проколы бывают! Вот так-то, друг Сашко! С к у р а т о в: Лёля, ты что-то путаешь… Этого не может быть… Я задал этот вопрос, потому что мне действительно было интересно… О л ь г а: Что тебе было интересно? Почему она разлюбила Емелина? Ты бы лучше спросил, как она могла его полюбить. А уж разлюбить-то этого урода большого труда не стоит. Одну ночь с ним провести, перетерпеть сначала его потное тело и похотливое хрюканье, потом его храп и перегарную вонь – и все, любовь тут же скончается естественным путем. Д у х: Ты чё? Ты чё городишь? У кого это перегарная вонь? У меня, что ли? И при чем тут похотливое хрюканье? Ты бы себя послушала, кикимора! С к у р а т о в: Я не думал, что тебе так противно… Ты ведь никогда не говорила об этом. О л ь г а: А что толку-то говорить? Мы уже ввязались в это дело, у нас была цель, мы должны были идти до конца. И что, бросать все на полпути только потому, что меня тошнит от близости с Емелиным? И вообще, Саня, ты же знаешь, я не люблю жаловаться, особенно если ничего нельзя изменить. А изменить ничего нельзя было. Если бы он не отравился и не попал в реанимацию, я бы никогда тебе ничего не сказала. Просто на меня вдруг повеяло свободой, понимаешь? Я представила себе, что он умрет и всё кончится, кончится этот кошмар, эта ежедневная пытка… Я почувствовала такое счастье, какого не испытывала никогда в жизни. И расслабилась. Потому и позволила себе заговорить об этом. А он все не умирает и не умирает… Прямо все жилы из нас вытягивает, как будто назло! Д у х: Конечно, назло! А ты как думала? И это только начало. Я еще какую-нибудь изощренную пытку вам придумаю за все, что вы со мной сотворили. С к у р а т о в: А ты думаешь, мне легко было все эти годы? Думаешь, легко мне было согласиться фактически продать тебя Емелину? Добровольно отказаться от тебя, развестись, каждый день видеть его и знать, что ночью он обнимал тебя. Он, а не я! Это как? О л ь г а: Но ты же согласился на это. Сам согласился. Тебя никто насильно не заставлял. Тебе предложили перспективу хорошей работы, хорошей зарплаты и в будущем – больших денег. И ты посчитал, что это вполне равноценный обмен. Разве нет? С к у р а т о в: Тогда – да, посчитал. Не стану врать, тогда мне эта затея казалась безумно привлекательной. Но ведь это было столько лет назад! Я был сопливым пацаном, и при таких перспективах мне казалось, что я схватил бога за бороду. Что я в жизни-то понимал тогда? Только одно: чтобы хорошо жить, нужно иметь много денег. Мне эти деньги пообещали, и я решил, что дальше в моей жизни все будет отлично. Разве я мог тогда предположить, что мне будет так больно… И между прочим, ты тоже на это согласилась, так что не строй из себя великомученицу, которую без ее согласия продали в рабство. Д у х: О, правильно, Сашок, так ей! А то взяла моду – все кругом виноватые, все кругом плохие, одна она – стерильная, как святая после клизмы. О л ь г а: Санечка, что же мы сделали со своей жизнью! Мы же ее изуродовали, сломали, исковеркали… Ты начал на других женщин засматриваться, ты ревнуешь меня к Емелину, а я тебя – ко всем подряд. Мы оба мучаемся. И ради чего все это? С к у р а т о в: Ради денег. О л ь г а: А ты уверен, что оно того стоило? Ты уверен, что это был равноценный обмен? С к у р а т о в: Не знаю, Лёлька, я уже ничего не знаю, кроме одного: я его ненавижу. Я его так ненавижу, что мне сейчас кажется – если он сам не подохнет, я его своими руками убью. Д у х: Как же, так я тебе и дался! Дожидайся. Убьет он меня. Размечтался! О л ь г а: Я столько лет терпела, и знаешь, даже привыкла как-то… Мне уже стало казаться, что все нормально, главное – у нас есть деньги, и Наташа тоже в порядке, и мы с тобой все-таки можем быть вместе, пусть не каждый день, но можем. А сегодня я вдруг поняла, что может быть и по-другому. Что у нас может начаться совсем другая жизнь, без Емелина, без этого постоянного вранья, без насилия над собой. Я так обрадовалась… Я уже начала жить этой новой жизнью, начала планы строить, мечтать. И все время себя одергиваю: а вдруг он выживет? Д у х: Выживу, выживу, так что не надейся, дорогуша. Ну ты попала, Оленька, ой ну ты попа-а-ала! Ты даже не представляешь, какую жизнь я тебе устрою, когда из больницы выйду. С к у р а т о в: Лёля, давай бросим эту затею, а? Ну если уж тебе так невмоготу, уходи от него, разведись, мы с тобой снова поженимся… Д у х: Ага, разведись. А денежки-то как же? Кто будет денежки на бедных родственников давать? Кто будет моими счетами за границей командовать? Если ты к Сашке уйдешь, я ж ему этого не прощу, сама должна понимать. Нет, ребята, вы точно попали! Вы за мои деньги теперь будете всё терпеть, а уж я постараюсь, чтоб вам не заскучать. О л ь г а: А деньги как же? Если Емелин узнает, что я бросила его ради тебя, он перестанет тебе доверять. Потребует, чтобы ты передал все сведения о счетах кому-нибудь другому. Или даже ему самому. А если ты попробуешь вывернуться и исчезнуть, он наймет бандюков каких-нибудь и убьет тебя. Д у х: О! Дура-дура, а умная! Сообразила, что к чему. Да, Оленька, я тебя, пожалуй, недооценивал. С к у р а т о в: Да черт с ними, с деньгами! Ты права, мы действительно искалечили собственную жизнь. Давай бросим все это и начнем сначала. Поженимся, ребенка родим… О л ь г а: Бросим? Значит, столько лет мучений – и все напрасно? Все зря? Мы с тобой принесли такую жертву – и ничего не получим взамен? Ты на это согласен? Выходит Наташа. В руке у нее мобильный телефон и записная книжка. Н а т а ш а: Ну вот, стоило мне оставить вас наедине – и вы ударились в философию. Что это за разговоры? Что за мысли о напрасных жертвах? Гнать их из головы, гнать поганой метлой! С к у р а т о в: Почему? Н а т а ш а: Потому что это неконструктивно. Д у х: Как-как? Некон… некостр… как там дальше-то? Во, блин, какие она слова знает! С к у р а т о в: Наташа, простите нас, мы нарушаем все ваши планы, но мы вдруг поняли, что больше не можем… Н а т а ш а: Чего вы не можете? С к у р а т о в: Лёля больше не сможет жить с Емелиным. О л ь г а: С чего ты взял? Я смогу! С к у р а т о в: Она не сможет. Если он не умрет, Лёля бросит его и вернется ко мне. И плевать на деньги. У вас их и так уже достаточно, а нам больше не нужно. О л ь г а: Наташечка, не слушай его! Саня, ну что ты такое говоришь! Я сильная, я потерплю еще сколько надо… С к у р а т о в: Нет, ты не будешь больше терпеть! О л ь г а: Нет, буду! С к у р а т о в: А я сказал – не будешь! Ты вернешься ко мне! Хватит! Надоело! Я не собираюсь больше делить тебя с этим блудливым дегенератом! О л ь г а: Но мы же такие планы строили! Нам еще столько денег нужно у него выцарапать! Мы же с тобой дом хотели построить в Архангельском, проект заказали… Д у х: Во ворье! На целый дом собираются меня ограбить! С к у р а т о в: Не нужен мне никакой дом, мне нужна моя жена! О л ь г а: А мне нужен дом! С к у р а т о в: А муж, выходит, тебе не нужен? Н а т а ш а: Брэк! Противники расходятся по разным углам! Лёля, отойди вон туда и сядь. Александр, успокойтесь и сядьте в кресло. Из-за чего паника на судне? О л ь г а: Я представила себе, что будет, если Емелин не умрет. Н а т а ш а: То есть как это не умрет? Кто это ему позволит? Д у х: Ну да, у тебя разрешения не спросил. Как захочу, так и сделаю. С к у р а т о в: Если бы он уже умер, нам бы позвонили. А раз не звонят, значит, борятся за его жизнь. Значит, там еще есть за что бороться. Н а т а ш а: Во-первых, это не факт. А во-вторых, я уже говорила вам: не стоит полагаться на милость судьбы, надо управлять ею. О л ь г а: А как? Как управлять? Я вот предлагала Сане заплатить врачам, чтобы они… Н а т а ш а: Фи, как грубо! Грубо и пошло. Нельзя заставлять врачей поступаться принципами, у них и без того жизнь тяжелая. С к у р а т о в: А что вы предлагаете? Н а т а ш а: Я предлагаю использовать ваши, Александр, милицейские навыки. И связи, разумеется, тоже. Мы с вами сейчас спокойно подумаем и составим связную и логичную историю о том, как господин Емелин приобрел заведомо фальсифицированную водку с целью отравить свою жену Ольгу. И пока этот придурок валяется в реанимации, мы быстренько доведем плод наших фантазий до сведения компетентных органов. Доказательства представим, свидетелей подыщем. Вы, Александр, сначала обратитесь к какому-нибудь знакомому милиционеру, лучше – к следователю, и по-дружески с ним посоветуетесь, дескать, вот такая неприглядная история случилась с вашим шефом, и вы просто не знаете, что делать. Если среди ваших знакомых найдется прокурор, ему тоже расскажите. Послушайте, что они скажут, в чем усомнятся, какие вопросы будут задавать. Потом мы скорректируем нашу легенду и преподнесем ее на блюдечке тем, от кого зависит возбуждение уголовного дела. К тому моменту, когда Емелин, не приведи господь, очухается и будет в состоянии давать показания, его судьба будет решена. О л ь г а: Гениально! Саня, ну что ты молчишь? С к у р а т о в: Ход действительно гениальный. Наш Емелин являет собой образец самого отвратительного типа нового русского, самодовольный, наглый, богатый, малограмотный и ничего не понимающий в собственном бизнесе. Весь круг его интересов – бабы и пьянки. Да такую сладкую конфетку наши нищие менты до костей обглодают – и не подавятся. Им даже доказательств особых не нужно будет, они его и без доказательств упекут. Об адвокате мы позаботимся заранее, так что он нам мешать не станет. Д у х: Чего тут гениального-то? Чего гениального?! Невинного человека в тюрьму упрятать – много ума не надо! Сволочи! Подонки! Представляю, как они придут на суд и будут смотреть на этот цирк! И ручки потирать! Ах, какие они ловкие и умные, какие хитрые и коварные, самого Емелина вокруг пальца обвели! А я вот возьму и не доставлю вам этой радости! Вот возьму и умру! Не нужна мне такая жизнь! И вы все мне не нужны! Я-то думал, что вы от меня зависите, любите меня, уважаете, верите мне. Я думал, что я вами управляю, за ниточки дергаю, а вы под мою дудку пляшете. Сказал Ольге, чтоб никаких ее родственников в моей квартире не было – их и не было, я только кошелек раскрывал и купюры отсчитывал. Сказал ей, что я на переговорах – она молчит и тихонько ждет меня дома с жульеном и пирожками в духовке. Сказал Сашке, что не могу ехать за границу с деньгами разбираться, времени у меня нет, – он и ездил вместо меня. А я в это время – в баньку, в биллиард, водочки и к телке под бочок. Сказал Наташке, что полюбил другую и прошу развод, – она молча это съела. Такая жизнь мне нравилась. А теперь что же получается? Они, гады, все про меня знают и ни одному моему слову не верят, они мной управляют, вертят мной как хотят, на все мои денежки лапу наложили, еще и посадить меня задумали. И ведь посадят! Век воли не видать, посадят! Сашка – проныра тот еще, у него связи остались и в милиции, и в прокуратуре, да и лжесвидетелей найти – раз плюнуть, заплатить – и готово. Ментам тоже можно заплатить, и судье… Нет, не вывернусь, никак не вывернусь. Неужели придется сидеть? А, красивая? Что скажешь? Есть вариант, чтоб остаться в живых и при этом не сесть?… Есть? Говори!… Чего-чего? Самому отказаться?… То есть как это самому отказаться?… Ах вон что ты предлагаешь… Значит, ты считаешь, что я должен выйти из больницы и заявить всем, что я отхожу от дел, оставляю все своей жене Ольге и уезжаю в дальние края. Тогда они оставят меня в покое. А жить я в этих дальних краях на что буду? Я ж с голоду сдохну через месяц. Нет, так не пойдет… Куда-куда? В монастырь?… Там кормят бесплатно и комнату дают? Ну, это уже лучше. А бабы там есть?… Нету?… А как же я без этого?… Нет, ну интересно ты рассуждаешь!… Потерпеть?… Кто терпел?… И нам велел? Ой ёлки-палки… Это что же получается, или в тюрьму, или в монастырь. Что так – что эдак… Не, я так рассуждаю, что лучше, пожалуй, помереть. А что? Богатая идея! Буду лежать такой спокойный, умиротворенный, в черном костюме, в белой сорочке, галстучек от Кензо. И гроб дубовый, с золотыми уголками. И цветы кругом, цветы, цветы, розы, гвоздики, и пахнет так хорошо… А вокруг люди стоят, плачут, слова хорошие про меня говорят, какой я был умный, добрый и чудесный. Красота! Слышь, красавица? Поехали, пожалуй, я тут уже все узнал, все подслушал и выводы сделал. Давай провожай меня на тот свет. Другого пути у меня всё равно не осталось. Поплыли!… Э, э, ты куда? Ты куда меня тащишь? Свет вон там, в другой стороне совсем… Ты что, слепая, не видишь, куда лететь? Куда?… В больницу?… Реанимировали?… В тело возвращаться?… В себя приходить? Не хочу! Не хочу!!! Г о л о с а в р а ч е й: Он приходит в себя. Слава богу, откачали. Мозг долго был без кислорода… Небратимые последствия… Д у х: Я не хочу в тюрьму! И в монастырь не хочу! Не надо меня в тюрьму! Дайте мне умереть! Не хочу в монастырь… Я жить не хочу! Хочу умереть! Г о л о с а в р а ч е й: Он бредит… Суицидальные намерения… Так и есть, необратимые последствия. Жалко мужика, жить будет, но останется полным идиотом. Три дня у нас полежит – и будем в психиатрию переводить. Комната в квартире Емелина. Звонит телефон. О л ь г а: Алло… Да-да… Жив? Спасибо вам, доктор! Пришел в себя?… Как вы сказали? Необратимые последствия?… Кислородное голодание?… В психиатрическую лечебницу?… Надолго?… Навсегда?… Да, конечно, доктор, я позабочусь, чтобы лечебница была самая лучшая. Всего доброго. (кладет трубку) . Ну вот, все само собой решилось. Слишком долгая остановка деятельности сердечной мышцы привела к тому, что мозг не снабжался кислородом. Теперь Емелин остаток своих дней проведет в психушке. Скуратов быстро открывает шампанское, разливает по бокалам. С к у р а т о в: За это стоит выпить! Ура, товарищи! Наташа, Скуратов и Ольга поднимают свои бокалы, чокаются, пьют. Н а т а ш а: Ну что ж, друзья мои, радостная часть нашего банкета закончилась, пора заняться делами не совсем приятными. О л ь г а: Что ты говоришь, Наташечка? Какие у нас неприятные дела? Ты меня пугаешь. С к у р а т о в: В самом деле, Наталья Михайловна, вы говорите загадками. Что вы имеете в виду? Н а т а ш а: Я имею в виду, что фирму вашу, господин Скуратов, придется прикрыть. Сколько сумели украсть – все ваше, так уж и быть, но больше вам не получить ни доллара, ни цента, и даже ни рубля. С к у р а т о в: Это почему? И что означает это ваше милостивое «так уж и быть»? Вы что, одолжение мне делаете? Н а т а ш а: Что-то вроде этого. Фирма-то у вас, господин Скуратов, криминальная. О л ь г а: Да ты что, Наташа?! Ты как будто с луны свалилась! Конечно, фирма криминальная, а ты другие какие-нибудь фирмы у нас в стране видела? Все от налогов убегают, кто как умеет. Почему надо все прекращать? Я не понимаю! Н а т а ш а: Дело не в налогах. С к у р а т о в: А в чем? Н а т а ш а: В номерных счетах. Этих счетов, насколько мне известно, около десятка, верно? С к у р а т о в: Двенадцать. Н а т а ш а: Прелестно! И на всех этих счетах – деньги, укрытые от налогообложения и экспортированные за рубеж. Их придется вернуть государству. С к у р а т о в: С какой стати? О л ь г а: Наташка, ты что, заболела? Откуда эта патологическая честность? Наташа открывает сумочку и достает удостоверение. Н а т а ш а: Я вполне здорова, Лёлечка, и даже успешно двигаюсь по служебной лестнице. Недавно мне присвоено очередное звание полковника милиции. Можете меня поздравить. С к у р а т о в: К-как…? Как вы сказали? Ольга хватает удостоверение, открывает, читает. О л ь г а: Министерство внутренних дел Российской Федерации… Главное управление по экономическим преступлениям… Полковник милиции Емелина Наталья Михайловна… Я ничего не понимаю, Наташа. Н а т а ш а: Что же здесь непонятного? Фирма долгое время находилась в разработке, была осуществлена оперативная комбинация с целью внедрения нашего сотрудника в круг людей, приближенных к главе фирмы – господину Емелину. С к у р а т о в: ИХ сотрудник – это, надо полагать, вы, Наталья Михайловна? Н а т а ш а: Надо полагать, я. О л ь г а: А круг приближенных – это мы с Сашей, что ли? Н а т а ш а: Естественно. О л ь г а: Так что же, много лет назад ты специально… Н а т а ш а: Нет, конечно же нет. Когда я предложила тебе взяться за дело раскрутки Емелина, у меня был исключительно личный интерес. Мне нужны были деньги на восстановление здоровья. Но вскоре после этого мне предложили преподавать на кафедре экономики в Академии МВД, я же кандидат экономических наук как-никак. На меня надели форму, погоны и присвоили звание подполковника. А недавно, примерно года полтора назад, мне предложили работать в министерстве. Я согласилась. Остальное было проще простого. Фирма Емелина, оказывается, давно была у них на заметке, а я сказала, что у меня есть возможность добывать детальную информацию о перекачке денег на зарубежные счета. Пришло время завершать операцию, друзья мои. Что наше – то наше, а остальное, простите великодушно, придется вернуть государству. С к у р а т о в: Интересная история… Ловко вы всех нас за нос водили, Наталья Михайловна. Но ведь и вы Емелинскими деньгами пользовались, и вас это не смущало. А теперь, значит, хотите быть святее Папы Римского. Н а т а ш а: Во-первых, я пользовалась теми деньгами, которые крутились на территории России и за рубеж нелегальным путем не уходили. Их мой бывший муж доставал из собственного кошелька. Во-вторых, уважаемый господин Скуратов, вы тоже от души попили долларовой кровушки из вашего шефа, и от вас никто не требует, чтобы вы эти деньги вернули. Я же сказала: что наше – то наше. Что успели – то успели, но больше ни я, ни вы с Ольгой не возьмете ни копейки. У меня есть служебное задание, и я должна его выполнить. А уж сколько я с этого поимела в своих личных целях – пусть останется за кадром. С к у р а т о в: А если ваше руководство узнает, как вы наживались на деньгах Емелина, которого сами же и разрабатывали? Н а т а ш а: Фи, молодой человек, не терплю шантажа, тем более такого прямолинейного. Насколько я понимаю, из двенадцати зарубежных счетов два принадлежат лично вам? С к у р а т о в: Ну, допустим. Н а т а ш а: Не надо ничего допускать, дорогой мой, надо точно представлять себе весь расклад. Либо я докладываю о десяти счетах, на которых Емелин прячет украденные деньги, либо о двенадцати. Вам как больше нравится? С к у р а т о в: Меня бы устроило, если бы вы не сообщали ни об одном. О л ь г а: А правда, Наташечка, неужели так уж обязательно это делать, а? Ну скажи своим начальникам, что ты ничего не обнаружила. Пусть они оставят нашу фирму в покое. А мы с тобой поделимся. Н а т а ш а: Так не получится. Если фирма попала в разработку, значит, в ней точно что-то нечисто. Я слишком долго ею занималась, чтобы прийти к руководству с пустыми руками. А то, что ты, Лёлечка, мне предлагаешь, называется дача взятки. Мне, знаешь ли, в тюрьму как-то не хочется. О л ь г а: Так никто же не узнает! Мы никому не скажем. Н а т а ш а: Нет. Тут мы с вами не договоримся. С к у р а т о в: Договоримся. Н а т а ш а: Нет. С к у р а т о в: А я говорю – да. Н а т а ш а: Откуда такая уверенность? Скуратов лезет в карман пиджака, достает удостоверение, протяги вает Наташе. С к у р а т о в: Вот отсюда. Н а т а ш а (читает вслух) : Министерство внутренних дел Российской Федерации… Главное управление по борьбе с организованной преступностью и коррупцией… Майор милиции Скуратов Александр Николаевич… Какая прелесть! Поздравляю, коллега! Вам причитается «Оскар» за лучшую мужскую роль. А у вас какой интерес в фирме Емелина? О л ь г а: Саша… Как же так? Ты же говорил, что уволился из милиции? Ты меня обманул, да? Ты мне врал все эти годы? С к у р а т о в: Прости, Лёля, я не мог сказать тебе правду. Нам стало известно, что через фирму Емелина перекачиваются деньги, которые за рубежом уходят в виде взяток крупным чиновникам и гонораров профессиональным наемным убийцам. Мне удалось взять эти денежные потоки под контроль, и благодаря этому мы получили кучу информации на огромное число взяточников и коррупционеров, а заодно и на тех, кто оплачивает услуги киллеров. Поэтому мое ведомство заинтересовано в том, чтобы фирма продолжала существовать. Это позволит нам и в дальнейшем располагать сведениями о людях, которые получают взятки и гонорары через зарубежные счета. Так как, Наталья Михайловна, договоримся? Н а т а ш а: А мое ведомство заинтересовано в том, чтобы экспортированные капиталы вернулись в страну. Счета фирмы должны быть арестованы, а деньги, хранящиеся на них, возвращены государству. Не договоримся. С к у р а т о в: А если подумать как следует? Н а т а ш а: И думать нечего. И хочу сказать – нам с вами. У нас есть начальство, вот пусть оно и думает. Но доложить я обязана. Если хотите, я скажу, что у вашего главка есть свой интерес в этом деле, пусть они там в верхах посовещаются и решат. А мы с вами, майор Скуратов, люди подневольные. С к у р а т о в: Придется согласиться… В конце концов, Лёлька, ну что у нас, денег мало? Нам что, не хватает? Да гори оно всё огнем. С голоду не подохнем. О л ь г а: Но как же, Саша… А дом в Архангельском? Мы уже и проект заказали… И потом, этот дом нужно будет содержать, там же бассейн, и котельная своя, и все такое… Нет, я не согласна! Ни за что! Нет!!! Я столько лет мучилась – и ради чего? Чтобы все вот так просто взять и отдать государству? А из того, что осталось, оплачивать дорогую психушку для Емелина? Ни за что!!! Н а т а ш а: Лёля, стыдно! Нельзя быть такой жадной. Возьми себя в руки. О л ь г а: Стыдно?! Значит, я, по-твоему, жадная, да? А кто спал с этим жирным потным ублюдком, чтобы достать деньги на твое лечение? Ты, что ли? Кто придумывал сказки про родственников и унижался, выпрашивая очередную подачку? Тоже ты? Нет, моя милая, это все я делала, я, а не ты. Ты только получала и занималась своим здоровьем и своей внешностью, и все за мой счет. Саша вылавливал каких-то там преступников и получал поощрения на службе, и тоже за мой счет. Потому что где бы вы сейчас были, если бы я не стала женой Емелина и не ложилась с ним каждый вечер в постель? Вы все получили благодаря мне, а теперь хотите кинуть как последнюю лохушку? С чем я останусь? С к у р а т о в: Оленька, успокойся. Никто тебя кидать, как ты выразилась, не собирается. Давай-ка прими валерианочки и ложись спать, а я отвезу Наталью Михайловну домой и вернусь. О л ь г а: Зачем тебе ее отвозить? У нее же шофер есть, он же носильщик, он же любовник. Пусть она его вызовет. А ты останешься здесь. Н а т а ш а: Лёля права, вам совершенно незачем утруждаться, Алик меня отвезет. Сейчас я ему позвоню… С к у р а т о в: Нам нужно поговорить, Наталья Михайловна. О л ь г а: Так поговорите здесь. С к у р а т о в: Это служебные разговоры, Лёлечка, и тебе совершенно незачем их слушать. Мы с Натальей Михайловной обсудим ситуацию и подумаем, как лучше поступить, чтобы интересы всех нас были в максимальной мере соблюдены. А потом я вернусь и все тебе расскажу. Хорошо, детка? Скуратов берет Наташу под руку и ведет к двери. Н а т а ш а: Спокойной ночи, Лёля, завтра созвонимся. О л ь г а: Да, конечно… Ольга задумчиво смотрит на закрывшуюся дверь в прихожую, потом слышит, как щелкает замок. О л ь г а: Он не придет сегодня… Наташка приберет его к рукам, я точно знаю… Я это чувствую… Он давно уже меня не любит. И я давно об этом знаю. Сегодня окончательно убедилась. Ну что ж, тем лучше. Подходит к телефону, снимает трубку, набирает номер. Г о л о с м у ж ч и н ы п о т е л е ф о н у: Слушаю вас. О л ь г а: Здравствуйте, это Ласточка. Г о л о с м у ж ч и н ы п о т е л е ф о н у : Рад слышать вас, Ласточка. Есть новости? О л ь г а: Есть. Они касаются двух сотрудников вашего министерства, которые присвоили большие суммы денег. А один из них занимается коммерческой деятельностью через подставное лицо. Г о л о с м у ж ч и н ы п о т е л е ф о н у: И вы сможете назвать их фамилии? О л ь г а: И фамилии, и имена, и звания, и должности. Я знаю о них все. Г о л о с м у ж ч и н ы п о т е л е ф о н у: Вы молодец, Ласточка. Я давно говорил, что вас пора повышать в должности. Завтра встречаемся в тринадцать ноль-ноль в нашем обычном месте. Договорились? О л ь г а: Конечно. Всего доброго. Кладет трубку. О л ь г а: Вот так, разлюбезные мои. Завтра вами займется управление собственной безопасности родного министерства. Пусть я останусь ни с чем, но и вам мало не покажется. Что там Наташка про «Оскара»-то говорила? Скуратову присудить за лучшую мужскую роль? Да по сравнению со мной весь Голливуд отдыхает. (Сладко потягивается) Сашка прав, сейчас хлопну валерианочки и заберусь в постель. А завтра начнется новая жизнь… И новые задания… Ну, ребята, вы попали! Ой, как вы попали…