Роуз тоже играет. Ей и раньше нравились некоторые элементы игры. Те, которые были связаны с ее работой. Например, графика, хитрые сложности творения мира. Ее первый реальный хит — видеоклип, который она сделала для «Ган мьюзик», в нем все было о том, как группа уходит в игру. Но теперь она играет по-настоящему. Когда она не может как следует сосредоточиться на работе. А это теперь бывает практически всегда. По ее словам, у нее возникает чувство, будто она делает что-то реальное.

«Бездна Приливов».

Идеальное место, чтобы найти того, кто связан с «дремой».

Но капитан Бартоломе сидел и стучал по столу. Он спросил:

— Какая нелегкая тебя туда понесла?

Он велел мне держаться от них подальше. Сказал:

— Убийства — это не твое.

Я кивнул.

И я не сказал ему, что до этого Бини упомянул, что Хайдо Чанг может знать того чувака.

Если бы я хоть немного поспал, наверное, я сказал бы ему. С ясной головой я бы сделал то, что делаю всегда, представил бы полный и законченный доклад. Но я устал. Я могу спать, но у меня не получается.

Какая ирония жизни, да? По-моему, да. То есть я знаю, что да. Я думаю. Роуз могла бы мне сказать.

Роуз.

После оформления моих бумаг капитан Бартоломе надел на меня наручники и отвел к своей машине без опознавательных знаков. Снова рассвет. Меня продержали всю ночь.

Он повез меня назад через блокпост. С западной стороны выстраивалась автоколонна национальной гвардии, готовясь к патрулю с демонстрацией силы. В качестве одной из реакций на теракты. Мы проехали мимо танков и армейских вездеходов, контингента «Тысячи журавлей», и мы оба не сказали ни слова. Когда мы проехали мимо всех, капитан остановился у тротуара, освободил мне руки и довез до моей машины.

Она стояла на месте. И это неудивительно. Машины уже не угоняют. Но никто и не забрал бензин. Бартоломе подождал, пока я сяду в машину, убедился, что она завелась, потом высунул голову в открытое окно и снова сказал мне: «Это не твое. Держись подальше».

Я должен был тогда же сказать ему про внешний диск. Но он не хочет идти за расследованием туда, куда оно ведет. Он хочет идти только туда, где «крупные партии». Я не знаю, туда ли ведут убийства на фарме. И это не имеет значения.

Да, мое дело — «дрема», но Хайдо и его ребят убили во время расследования моего дела. И я не обязан объяснять Бартоломе или кому бы то ни было, почему это так, а не иначе. Просто это так.

Я позвонил Роуз. Она ответила через полгудка. Я сказал, что у меня все в порядке. Сказал, что всю ночь простоял в пробке, что из-за отключения энергии не работали вышки сотовой связи, и я не мог позвонить. Она сказала, что не спала всю ночь. И засмеялась своей шутке. Таким смехом, которым она смеется, когда знает, что никто, кроме нее, не понимает юмора. Я спросил про малышку, но это было не обязательно. Я слышал, как она плачет в трубке. Роуз сказала, что она только что расплакалась, а до этого несколько часов лежала тихо. Что она «спала как ангел».

Я понял, что она врет. Роуз никогда не говорит таких слов, вроде «спала как ангел». Роуз говорит слова вроде «она вырубилась, как пьяный матрос на берегу, после того как оттрахал всех шлюх в борделе». Но она уже целую вечность не говорила ничего подобного. С того самого раза, когда мы в последний раз были уверены, что малышка спала.

Я сказал ей, что люблю ее и буду дома через пару часов. Потом я поехал к Шривару Дхару и дал ему одного из драконов из моего тайника. Чтобы он не возвращался в Каргил. Где еще хуже, чем здесь.

Парк со своей семьей жил в Калвер-Сити, в доме, проданном потому, что прежний хозяин не смог за него расплатиться. Первое время Парк мало что еще мог сказать о доме. Каждый раз, подъезжая к пожухлой без поливки лужайке перед домом, под стать всем остальным лужайкам, он чувствовал налет чужой неудачи.

Сначала он не хотел делать эту покупку, но Роуз была беременна и мечтала иметь свой дом, и она с первого взгляда влюбилась в него. Как только Парк увидел, как Роуз с большим животом стоит у кухонного окна и, улыбаясь, глядит во двор, пока еще заросший деревьями, ему не осталось ничего иного, кроме как ввязаться в унылые пререкания с продавцом. Казалось, что оба они торопятся согласиться с требованиями друг друга.

Теперь же он не мог отделить этот дом от самого себя. Дом, где родилась его дочь на их кровати, накрытой старыми больничными простынями. Дом, где впервые проявилась болезнь его жены, где она начала медленно разрушаться, теряя оболочки, постепенно обнажаясь перед ним до тонкого слоя страха, гнева и желания.

Стоя за машиной, он смотрел, как двое мальчишек из дома, расположенного выше по улице, забрались со своими скейтбордами на скат, который сами сделали из кирпичей и листов фанеры. Они съезжали со ската и переворачивали скейты в воздухе ногами, при этом приземляясь на четвереньки так же часто, как и на колеса. Один из них заметил, что Парк наблюдает за ними, и помахал ему. Парк помахал в ответ, потом взял из машины пистолет, отцовские часы, внешний диск, наркотики и вошел в дом, где услышал, как хнычет дочка.