Он был все еще жив, когда его принесли на рыночную площадь и выставили в специально построенной для такого случая клети. Наверное, он мог вылечить себя и даже создать себе еду и питье. Вместо этого Бог три дня умирал.

Цены вернулись на прежнюю высоту и не остановились на достигнутом. Победители компенсировали убытки.

Но особенными жителей Остентума делала вовсе не их готовность убить кого угодно, если он угрожает их бизнесу. Эта черта, напротив, делает их близкими и понятными для подавляющего количества миров Галактики. Особенность была в другом — все незнакомое для жителя Остентума было вызовом. И ответ на этот вызов запрограммирован только один — уничтожить или покорить.

Вероятно, поэтому планета Мертвого Бога была славна костями. Местным легко давалась смерть.

И это на планете, где странным образом не прижилось массовое производство, а вместе с ним как-то не случилось даже осадных орудий, не говоря о таких радостях цивилизации, как танки, авианосцы и баллистические ракеты. Даже с бомбами — у местных не сложилось. Все потому, что туземцы никогда не воевали всерьез. Не было у них ни армий, ни стран, за честь, деньги и любовь к которым можно было бы умереть. Вероятно, для того, чтобы построить завод или создать армию, нужно иметь в наличии людей довольно покорных, таких, которые, если их заставят маршировать по плацу, убьют не сразу, а немного подумают о последствиях. Ярость жителей Остентума странным образом уберегла планету от массовых побоищ. В результате местные так и баловались понемногу — изничтожали преступников, опасных зверей и богов.

Нас встречали. Можно сколько угодно повторять самому себе, что все это чепуха, только официально Империя и Остентум в состоянии войны. Уже лет пятьдесят как. И пусть за последние сорок пять никто не был убит, все равно — бодрит.

Война между Империей и Остентумом носит такой специальный характер по одной веской причине. Единственный имперский крейсер мог бы начать и закончить войну примерно за два витка вокруг планеты. И дело вовсе не в особой гуманности. Дело в кермите. Очень полезный минерал. Дорогой и редкий. Дико радиоактивный, но, что характерно, — не для туземцев. Все города местных находились в окружении гор, фактически города-крепости. И горы эти состояли из кермита. Вот с таким сочетанием полезных ископаемых и рабочих ресурсов по их добыче воевать Империи совсем не хотелось.

Поэтому, когда в окрестностях Джунго появляется дракон, а у нас с Элли возникает желание на него посмотреть, нам практически шепотом, но настойчивым и строгим, рекомендуют, перед тем как осматривать дракона, приземлиться на Остентуме и взять с собой компанию местных драконофилов. Вдруг этот дружеский жест поможет как-то снять напряжение между Империей и ее потенциальными запасами кермита.

Я не ошибся. Кермит уже принадлежит Империи. Пусть жители Остентума об этом и не подозревают. Вопрос только в том, когда Империя приступит к его промышленной добыче и какими будут необходимые для этого инвестиции. Залпы с орбиты и жертвы среди местного населения, вылеты боевых шаттлов с имперским десантом на борту и скромные гранитные обелиски Александринского мемориала — все будет подсчитано и внесено в графу «расходы». Кермит перекроет все, Империя всегда остается в плюсе.

Мы согласились. Когда шепот доносится из имперской канцелярии — проще согласиться.

Почетная делегация по встрече нас состояла из четверых бойцов. Трое мужчин и девушка. Тот случай, когда было сразу понятно, что не дипломаты. И на умниц наши пассажиры не тянули. Есть такой особенный вид юмора, который не спрягается с интеллектом. Причем, о чем шутят, понятно, даже если не знаешь языка. Издалека.

Трое парней и девушка. И в то, что эти метко стреляют, — верилось сразу, а вот насчет исследований — как-то никак.

Наверное, дело в мундирах, но как-то даже не верилось, что у них имена есть, у каждого свое. И это несмотря на то, что пошив был, естественно, не фабричный. У бойца женского пола форменная ткань выглядела явно богаче, чем у спутников, и это не считая вставок из чего-то переливающегося на свету в рукавах и штанинах, к тому же этой ткани пошло на неё явно меньше, не потому что она такая вся миниатюрная, просто в её случае портной старался, чтобы все было выпукло. Иногда казалось, что вот-вот порвется.

У старшего — все было как-то просторно и явно не из последней коллекции, даже не из предпоследней. У еще двоих, вероятно, все сбережения ушли на сложное сооружение из проволоки вокруг воротника. Смотрелось это как очень модные ошейники, причем казалось, что они заканчиваются острыми гранями, и становилось как-то страшно — когда же польется кровь?

И все же это была именно форма, хватало общего тона, покроя, шевронов и петлиц.

Перед нами был такой четырехглавый — ну да — снова дракон.

Худенькая, высокая девчонка, и только немного широковатые плечи и большие ладони выдавали годы тренировок. Два крепких парня того частого типа, вспоминая о которых, можешь сказать только то, что серьезные были ребята, то есть их бицепсы впечатляют сильнее лиц, и все они кажутся родственниками не дальше двоюродных. И зовут их — похоже, даже если совершенно по-разному. Четвертый член команды — сухой, невысокий, той степени сухости, когда понимаешь — в этом теле осталось только нужное, только закаленное и обученное. Старший. Вероятно, в каком-то серьезном звании. Он выждал секунд пять, успев, вероятно, вычислить все наши тактико-технические характеристики, после чего поднялся, за ним — с четкостью спускового механизма — поднялись остальные. Они пытались имитировать непринужденность — встали, потому что того требует этикет. Получалось плохо. Получалось так, что они изо всех сил старались остаться на месте и не сделать шаг вперед, чтобы оказаться на расстоянии удара. То есть мозг брал верх над привычкой, но с большим трудом. Мы для них были вызовом. Нас требовалось или покорить, или уничтожить, мешал этикет и то, что мы были им нужны. Остентум хотел посмотреть на дракона вблизи, без корабля и его экипажа это было сделать трудно.