Король Бьёрн остановился у отверстой пещеры, а Зигмар торжественно поклонился Равенне и Герреону. Какое-то время никто не шевелился, слышалось лишь жалобное завывание ветра, который оплакивал утрату красноречивее всяких слов.

Наконец король Бьёрн шагнул к пещере и опустился на колени, склонив голову перед темным входом. На ветру развевался темно-синий плащ короля, в лучах полуденного солнца сияла бронзовая корона.

— Воина предают земле, за которую он с честью сражался, — рокотал голос Бьёрна. — Звали его Триновантес, он умер смертью героя, обагрив топор кровью врагов и получив много ран. Узри его, могущественный Ульрик, и даруй ему подобающий герою прием!

Король достал бронзовый кинжал и резанул по ладони. Потом сжал пальцы в кулак, чтобы кровавые капли обагрили землю перед темным входом в склеп.

— Приношу тебе в жертву кровь королей, — продолжал Бьёрн, — и почтение его братьев по мечу.

Зигмар провел воинов, которые несли Триновантеса, мимо короля и шагнул во мрак склепа. Пальцы Герреона сильно сжали руку Равенны. Девушка не сводила взгляда с тела брата, которого вносили внутрь.

Когда из могильного склепа донесся скрежет металла и тихие голоса, из глаз Равенны брызнули слезы. Вот на свет вышли воины в доспехах и, гордо выставив перед собой щиты, встали позади короля. Последним из склепа, где теперь лежал ее брат, появился Зигмар, в его руках был щит Триновантеса, который он держал перед собой наподобие блюда. Натянутая на дереве кожа порвалась, на ободе не хватало нескольких медных гвоздей.

Зигмар медленно подошел к Равенне и Герреону, на его лице застыло страдание. Несмотря на горечь утраты, сердце Равенны стремилось к нему. Девушка почувствовала, как напрягся Герреон, когда Зигмар протянул ему щит.

— Триновантес был самым отважным человеком из всех, кого я знаю, — сказал Зигмар. — Это его щит, который теперь переходит к тебе, Герреон. Носи его с честью и заслужи славу, как и твой брат.

— В чем слава-то? — зло спросил Герреон. — В том, чтобы идти на смерть по приказу друга? И где тут слава?

Зигмар не выказал никаких признаков гнева, но Равенна прочла в его взгляде тлеющую, порожденную скорбью ярость. Сын короля все еще протягивал щит, и Равенна высвободила ладонь из руки брага, чтобы он мог его взять.

— Он был моим другом, Герреон, — проговорил Зигмар. — Я оплакиваю его гибель так же, как ты. Да, я дал приказ, который привел к его смерти, но такова война. Достойные мужи умирают, и мы чтим их подвиг. И продолжаем жить, храня память о павших.

Равенне очень хотелось, чтобы Герреон взял щит Триновантеса, но похоже было, что ее брат решил усугубить положение и не принять от Зигмара щит.

Юноши смотрели друг другу в глаза, и Равенне хотелось кричать от досады. Но вместо этого она взяла щит брата и держала его перед собой, склонив голову перед Зигмаром.

Зигмар удивился, когда она забрала у него щит, но гнев его улетучился, и в глазах мелькнуло понимание.

— Благодарю тебя, — сказала Равенна, и, несмотря на горе, голос девушки прозвучал сильно и гордо. — Я знаю, что ты нежно любил нашего брата, и он тоже тебя любил.

Зигмар ответил:

— Триновантес был моим братом по мечу, память о нем навсегда останется в наших сердцах.

— Да, — подтвердила Равенна, — будет жить.

Герреон так и не шевельнулся, но щит уже перешел из рук в руки, а потому Зигмар отошел и встал рядом с Пендрагом. На ветру развевалось и хлопало алое знамя.

Король свирепо посмотрел на Герреона, но ничего не сказал и встал на прежнее место рядом со своим Рыцарем-Защитником. Зигмар и Вольфгарт вышли вперед и встали около камня, который должен был запечатать вход туда, где теперь покоился Триновантес. Пендраг передал знамя Зигмара другому воину и присоединился к побратимам.

Они уперлись плечами в каменную глыбу, на ногах напряглись мышцы. Равенна подумала, что они не смогут сдвинуть валун, однако он подался, сначала медленно, потом быстрее.

И наконец глыба загородила вход в пещеру. Когда она встала на место с каменным стуком страшной завершенности, Равенна закрыла глаза.

Надвигалась ночь. Бьёрн сидел на камне и смотрел на могилу Триновантеса. Перед ним стоял мешок с бычьим сердцем. Он ждал с нетерпением, и небольшой, разложенный перед склепом костер не мог спасти от холодного ветра, который, словно грабитель, похищал тепло из тела короля. Эта необходимая часть погребального обряда всегда огорчала Бьёрна. Но он король, а потому ему надлежит исполнять положенное.

Он перевел взгляд на небо. В вышине медленно проступали первые звезды, появлялись еще и еще огоньки, казавшиеся тусклыми крапинками. Эофорт говорил, что это дыры в мир смертных, через которые боги из своего царства взирают на людей. Бьёрн не знал, правда ли это, но идея казалась ему неплохой, а потому он готов был преклоняться перед мудростью советника.

Когда король услышал тихие звуки приближавшихся с другой стороны холма шагов, он отвлекся от созерцания звезд и взялся за рукоять топора. В темноте он не мог ничего разглядеть, ведь сумерки были временем теней и призраков, а глаза Бьёрна уже не видели так хорошо, как в молодости.