– Ну, разумеется, сир, – подумав, ответил он. – Однако ваша супруга… Она этого так не оставит. Возможно, она смирится с потерей фаворитов, но в качестве сатисфакции вновь поднимет вопрос о своей коронации.

Лицо Генриха омрачилось.

– Я всегда подсознательно боялся этого. И ее слова, что я не доживу до шестидесяти… Мой отец погиб, когда ему было сорок четыре года [1] , всё может быть в нашей жизни… Как это ни печально, друг мой, если она будет настаивать, нам, наверное, придется уступить. Мария права в одном – я должен подумать о сыне.

– Но, сир…

– Когда я был молод, мне нагадали, что я встречу смерть, находясь в своей карете. В разгар праздника…

По лицу герцога пробежала тень улыбки:

– На вашем месте я бы обходил кареты стороной. Что же касается коронации… По крайней мере, с ней не стоит спешить.

– Вы, как всегда, правы, герцог… Но что подумает моя жена? Что я плохой отец? Что я недальновидный политик? Как ни тяжело это решение, но коронация состоится.

На этом король и его министр расстались. Напоследок герцог позволил себе спросить у Генриха:

– Шарлотта… Вы намерены продолжать отношения с ней?

– Что ж, я… должен уважать священные узы. Я заглушу в себе эту страсть, – пообещал Генрих.

Позднее герцог де Сюлли написал в своих «Мемуарах», что сразу же подумал о том, как легко обманываются страстные сердца. Воистину, в том, что касается личной жизни, королям вряд ли стоит доверять!

Теперь Мария говорила о своей коронации каждый день. Важно отметить, что она все просчитала и с точки зрения политики. Генрих вел подготовку к войне с Габсбургами. Он давно уже мечтал изменить расстановку сил в Европе. В 1610 году король Франции собирался отправиться с войском в Германию, чтобы поддержать протестантов.

Со временем мысль о коронации перестала казаться Генриху столь уж кощунственной. Прежде всего, это был шанс избавиться от ненавистного Кончино

Кончини и Леоноры Галигаи (в этом, кстати, он ошибался: Мария и слышать не желала об изгнании своих фаворитов, к которым была глубоко привязана). Во-вторых, в рассуждениях Марии относительно будущего их сына имелся определенный резон. Имелась и еще одна веская причина. По-прежнему пылко влюбленный в Шарлотту-Маргариту, Генрих рассчитывал, что пышное действо заставит юную прелестницу вернуться в Париж.

Наконец настал день, когда Генрих, призвав к себе супругу, заявил:

– Хорошо, я согласен, но при условии, что украшением коронации будет ОНА!

Разумеется, Марии, как и любой другой женщине на ее месте, пусть и не благородных кровей, подобное условие не понравилось.

– За кого вы меня принимаете?! – вскричала она. – С этой вашей малолетней замухрышкой де Конде… вы выставили себя на всеобщее посмешище!

Понимая, что обратить все в шутку не удастся и очередного страшного скандала не избежать, Генрих не стал настаивать. Он побаивался, чувствуя, что несправедливо обращается со своей женой. А раз так – надо идти на уступки, чтобы хоть как-то компенсировать нанесенный ей моральный ущерб. Да, тут король готов был проявить слабость, и дело не только в компенсации. Для его отношения к Марии вообще были характерны постоянные перепады и крайности. Доверие мгновенно сменялось подозрительностью, влечение – холодностью, уважение – безразличием… И потом, даже получая веские доказательства вероломства супруги, он всегда приходил к тому, что во многом сам провоцировал ее. Ну, почти всегда…

Именно по этим причинам он и сейчас вынужден был поклясться, что никогда больше не станет упоминать имя Шарлотты-Маргариты.

Церемония коронации состоялась 13 мая 1610 года в аббатстве Сен-Дени.

Надо сказать, что Генрих IV не любил праздники. Вернее, он не любил расходы, связанные с ними, но своим женщинам он никогда ни в чем не отказывал. В результате день коронации многим запомнился своим великолепием.

Весь Париж был залит огнями, по улицам разгуливали толпы народа. С высоких башен Бастилии беспрестанно палили пушки, на балконах Лувра развевались флаги.

На обычно угрюмом лице Марии с раннего утра сияла улыбка. Она добилась своего – сегодня день ее коронации! Самый значимый день в ее жизни, ибо все происходившее означало одно – укрепление личной власти. Конечно, об абсолютной власти речи не шло (коронация наделяла ее правами регентства в случае длительного отсутствия мужа), но Генрих довольно часто покидал ее. К тому же скоро должна была начаться очередная война, а на войне, как известно, всякое может случиться… Вот тогда-то, если король погибнет, она сможет стать настоящей властительницей Франции…

Кончино Кончини и его хитроумная супруга всеми силами старались обратить внимание Марии на реальность такой развязки, ведь сын Марии – наследник престола – был еще совсем ребенком, неспособным управлять государством. В данном случае регентство предоставляет неограниченные возможности. И главное – оно надолго!

Такие или подобные рассуждения не покидали Марию на протяжении всей церемонии. К сожалению, почти блаженное состояние флорентийки нарушил ряд неприятных происшествий. Во-первых, перед началом коронации с грохотом разбилась плита, закрывавшая вход в королевскую усыпальницу; во-вторых, во время самой коронации с головы Марии чуть было не упала корона.