Шрифт:
Глинтвейн — это, конечно, странный выбор для меня, но сугрев был необходим, а водяра почти гарантировала новый круг («сто грамм — не стоп-кран», как говаривал не помню кто); тогда как у меня имелись планы. И тут я вспомнил Минца — это же он меня приучил в свое время к горячему вину, которое сам пил даже в летнюю жару, странный человек. Писатель, чего вы хотите.
Впрочем, в те времена, когда мы с ним бухали, он был никаким еще не писателем, не лауреатом премий, не москвичом — а никому в столице не известным провинциальным нищим журналистом. В каковом качестве он и прибыл в Москву весной двухтысячного, что ли, — в командировку, брать интервью у другого писателя, тогда уже известного вполне и как раз становящегося знаменитым: Бэ Акунина (чей псевдоним был только-только раскрыт). Причем жил Минц, пропивая предназначенную на гостиницу часть командировочных, у третьего писателя, Дмитрия Быкова — тот как раз отсутствовал в городе и предоставил приятелю свою пустую двухкомнатку в хрущобе. Я тогда тоже отирался в Москве, причем меня уже успели отовсюду выпереть…
Кажется, у Влада были на ту командировку обширные рабочие планы — но осуществилось лишь одно интервью, и то потому только, что к Акунину в редакцию «Иностранной литературы» (где тот еще работал) он ломанулся сразу по прибытии. От нечего делать я набился к нему в компанию, представился тоже журналистом, Минцевым соавтором — сидел с умным видом, изображая трезвого, понимающе кивал и даже, кажется, задал пару глубоких литературоведческих вопросов. Получилась исключительно интеллигентная беседа трех филологов — после которой оба интервьюера направились прямиком в сторону Кремля, закупившись по дороге, как сейчас помню, батареей «Массандры», сели на парапете у гостиницы «Россия» (которую тогда еще не помышляли сносить)… — и через пару часов уже катились по крутому грязному откосу к набережной. Я, как чуть более соображающий, сам с трудом затормозив, удержал Влада от падения под колеса и даже ухитрился стопануть мотор, доставивший перемазанных грязью нас к Быкову на Мосфильмовскую — где мы беспробудно свинячили еще двое суток, гоняя ночами на полную громкость хозяйский мафон и громко подпевая композиции «Наутилуса Помпилиуса» «Отход на север»: «Иди, иди, я успею, я буду бараться с конем»…
Не исключено, что именно тот запой дал Минцу мощный жизненный стимул: он вскоре написал роман (жутко нонконформистский), получил за него премию «Национальный бестселлер», поехал на Франкфуртскую книжную ярмарку, где его бестселлер втюхали десятку иностранных издательств… Теперь Влад живет в Москве, книжек, правда, не пишет, зато работает завотделом в богатой сервильной газете и на звонки с левых номеров не отвечает — по крайней мере, я до него добомбиться не сумел…
Я зевнул в очередной раз, отодвинул пустой стакан — заметил, что рука слегка дрожит. Не с бодуна (бодун был совсем слабый). Я изо всех сил сжал край стола, глубоко вдохнул, выдохнул и взгромоздил на столешницу ноутбук. Открыл, врубил, тихо матернулся в адрес тач-пада, кликнул «Интернет-эксплорер». Зашел в искалку и набрал: «Чарльз Мэнсон Шэрон Тейт».
— Послушайте, — Ксения посмотрела в остатки капучино, словно именно к ним обращаясь, — все думают, что деньги украл Игорь. На том основании, что он пропал. А почему, например, не этот самый — как его?..
— Лотарев…
— Брал деньги он, найти его тоже не могут…
— Понимаете, это явно подставное лицо, — терпеливо сказал Знарок. — Иностранец, с фальшивой регистрацией…
Ксения встретилась с ним взглядом, отвела глаза. Она ощущала какую-то разнонаправленную неуверенность — и ничего не могла с собой поделать. Поскольку инициатором встречи был мент, Ксения для порядку покапризничала, два дня отказывая ему со ссылкой на занятость, и только под конец второго снизошла — причем заставила его тащиться сюда, в Киноцентр. «Я там буду», — сронила неприступным тоном, словно давая понять, что будет она там по своим высоким кинематографическим нуждам, а вовсе не с Андрюшкой собирается на новый фильм Бессона. И хотя предлагая стрелку в этом «Кино-кафе», она ничего специально в виду не имела, получилось, опять же, «в тему» — как бы встреча на «ее» территории: в окружении фоток актеров, под полочкой с советской киноклассикой на кассетах, недалеко от двери в подсобку с надписью «Павильон № 4. Тихо! Идет съемка!».
Правда, когда она узнала, что этот Знарок — майор и начальник отдела оперативно-розыскной части МУРа, она сразу сделала лицо попроще. Муровец напоминал крупного бандита 90-х: здоровенный бык в хорошем костюме. Явно нет сорока. Совсем не жирен, но крайне массивен — «большой широкий». Наверняка крут характером, но умеет держаться дипломатом.
Ксения все никак не могла понять, чего он от нее хочет. Принялся подробно расспрашивать про тот ее декабрьский визит домой к Игорю — оказывается, он от Дацко об этом слышал. Оказывается, с ним он тоже знаком…
— Вы заходили на этот сайт? — вдруг спросил майор.
— На «Синефобию»? Да. — Она помолчала. — Странный сайт.
— Вы же в курсе этих слухов, что Игорь там на форуме постоянно бывает…
— Ну… да.
— Все-таки вы его лучше всех нас знали. У вас нет идей, под каким именем он может быть зарегистрирован?
Ксения довольно долго молчала, колеблясь.
— Ну, идей не идей… — Она вздохнула. — Видите, там все не так просто…
Cinephobia.ru
Форум
Тема: ТИК
NICK:Ценности семейки Мэнсон
Чарльз Мэнсон родился в 1934-м, а в 1971-м был приговорен к смертной казни — позже замененной пожизненным заключением.
Сын неизвестного отца (Мэнсон — фамилия отчима) и матери, никогда о нем не заботившейся, он с детства промышлял мелким криминалом, большую часть жизни провел сначала в исправительных учреждениях для несовершеннолетних, потом в тюрьмах (в молодости сидел в основном за автоугоны и грабежи). В марте 1967-го, выйдя после очередной отсидки, примкнул к сан-францисским хиппи (как раз на пике соответствующей эпохи — в год «лета любви»). Вскоре вокруг него, выделявшегося солидным для той среды возрастом, интригующим уголовным прошлым, несомненной харизмой и замашками гуру, собирается «семья» — состоящая в основном из девушек помесь хипповской коммуны и «тоталитарной секты».
Решительно ничем особенным в тогдашнем и тамошнем хипповско-байкерско-маргинально-сектантско-эзотерически-наркушном компоте ни эта «семья», ни ее волосатый-бородатый «глава» не выделялись. До тех пор пока в ночь с 8-го на 9-е августа 1969 года четверо «семейных», парень и три девушки, по прямому указанию гуру на вилле в фешенебельном пригороде Лос-Анджелеса не перебили с исключительным зверством всех, кто там находился: хозяйку дома, 26-летнюю Шэрон Тейт, жену известного голливудского режиссера Романа Поланского, и четверых гостей дома. Сутки спустя членами «семьи» — уже при личном участии Мэнсона — точно так же в своем доме были убиты хозяин сети магазинов Лино Ла Бьянка с женой.
Мотива у преступлений не было, следствие зашло в тупик. Мэнсона арестовали лишь несколько месяцев спустя и почти случайно — его «подопечная» Сьюзен Аткинс, лично резавшая Тейт (хотя арестованная совсем по другому делу), проболталась сокамернице.
Кошмарные подробности дела поражали — Шэрон, красавица-киноактриса, была на девятом месяце беременности. А ровно за год до этого, в 1968-м, вышел знаменитый мистический триллер ее мужа Полянского, экранизация бестселлера Айры Левина «Ребенок Розмари», где Миа Фэрроу играла женщину, беременную Антихристом.
И — началось. Говорили, что Мэнсон в свое время, еще в Сан-Франциско, общался с сектой сатанистов. Что сам себя называл помесью Христа и сатаны. Что Чарльз «Тэкс» Уотсон, единственный мужчина в компании убийц Тейт, орудуя ножом, кричал: «Я дьявол, я дьявол!»
В итоге «сатанинских» апокрифов в связи с этим делом появилось столько, что отделить реальность от легенд теперь не только затруднительно, но в некотором смысле бесполезно: настолько цельным и полноценным вышел весь «корпус мифов». Один из них гласит, что убитая Шэрон особой карьеры сделать в кино не успела, снялась в каком-то небольшом количестве проектов — но в названии сразу двух из них якобы фигурировала «нехорошая» цифра тринадцать. Другой — что та самая Сьюзен Аткинс в свое время участвовала в одном из публичных шоу основателя сан-францисской «Церкви Сатаны» и автора «Сатанинской Библии» «Черного Папы» Антона ЛаВея в роли «ведьмы». Третий — что сам ЛаВей снялся в «Ребенке Розмари» в каком-то микроэпизоде в роли дьявола. Четвертый — что на премьере «Ребенка…» зрителям раздавали черные облатки с надписью «Молитесь за Антона ЛаВея»…
Но хватает и документальных фактов. Уже будучи осужденным, один из самых известных клевретов Мэнсона Бобби Бьюсолейл, не только убийца, но и талантливый музыкант, записал саундтрек к фильму скандального авангардного режиссера Кеннет Энгера с характерным названием «Восход Люцифера» («Lucifer Rising», 1972). Этот Энгер, оккультист, мистик и провокатор, был другом ЛаВея и участвовал в создании «Церкви Сатаны».
А к самому Мэнсону в тюрьму просился на аудиенцию несколько лет назад актер Джонни Депп. Он собирался играть Чарли в биографическом фильме (не сыграл). Что характерно: самая первая кинороль в фильмографии Деппа — в хрестоматийном ужастике «Кошмар на улице Вязов». Среди других ролей: культовый автор «мусорных» ужастиков 50-х Эд Вуд в фильме «Эд Вуд», мертвец в фильме «Мертвец», охотник за Джеком-Потрошителем в фильме «Из ада», маньяк-убийца в фильме «Потайное окно», букинист, разыскивающий сатанинскую книгу и вызывающий в итоге дьявола, в мистическом триллере «Девятые врата». Кстати, снялся во «Вратах» Депп как раз перед тем, как подписаться на роль Мэнсона. Кстати, режиссер «Врат» — …Роман Полански.
— Виталь?
— Опять в справочную звонишь? Так она скоро станет платной…
— Что ты знаешь про Антона ЛаВея?
— Ты чего, в сатанисты решил податься?
— Там видно будет…
— А что конкретно тебе надо?
— Как он связан с кино?
— Так я и думал… Он с кино? Большой взаимной любовью.
— А конкретнее?
— Ну, это тема обширная.
— С меня пузырь. Чего пьешь?
— А как у тебя с бабками?