– И какое такое сообщение? Моему папаше дали Сталинскую премию?

– Нет! – Я покачала у него перед носом указательным пальцем. – Сталинскую премию еще не учредили. Но, возможно, это сделают досрочно специально для тебя. Если ты, конечно, наберешься смелости и примешь приглашение.

– Какое приглашение? – Натаныч перестал сутулиться и испуганно посмотрел на меня.

– В ближайшее время ты должен быть в кабинете у Сталина, чтобы рапортовать ему о том, как работают твои временные программы. Это не обсуждается. Ты летишь ровно в тот самый момент, когда я появилась здесь. На шестьдесят минут.

– Батюшки милые! – Он вскочил со стула и, как обычно, забегал по комнате. – Я не хочу провести старость в лагерях! Почему ты меня не отмазала? Это месть такая изощренная, да?! У него оружие в кабинете есть? Если есть, то он меня на месте порешит! Кошмар!

Я всплеснула руками:

– Не дури, а! Ты на час туда летишь. Какие лагеря? Зачем ему тебя убивать? Хватит тут клоуна изображать. Давай лучше одевайся. А то перепугаешь его там видом своим нелепым. – Я критически посмотрела на его шорты и вытянутую майку. – И побрейся иди. А то он решит, что я с алкоголиком дружу.

Через десять минут, овеянный ароматом советского «Шипра», будущий кремлевский визитер промаршировал в комнату.

– Фу! – поморщилась я. – И где ты покупаешь этот одеколон? Или ты его из 1974-го притащил?

Он ехидно захихикал:

– А Отец народов твой поди дорогим французским парфюмом пользуется? Или ты к нему не особенно требовательна?

– Ты повыступай мне тут еще! – грозно посмотрела я на него. – Давай думать, во что тебе одеться.

– Ха! – Он на пять секунд исчез в коридоре и вернулся с костюмом в руках. – Это мой парадный наряд. Я его в девяностые по талонам купил.

– Потрясающе! – зааплодировала я. – Одевайся. Мне не терпится это увидеть!

Вместо показательного стриптиза Натаныч сел на пуф:

– Ты понимаешь, что я делаю? Нет, скажи мне, ты таки осознаешь, на какую жертву я иду?

– И в чем же жертва?

Он воздел руки к небу:

– Я же… Я же ненавижу его! Понимаешь? Ненавижу! А если я не сдержусь и его придушу? А?

Расхохотавшись, я махнула рукой:

– Ой! Я бы посмотрела на эту хохму! Да ты просто не представляешь, с кем дело имеешь. Ты там в обморок от страха не упади, впечатлительный ты наш.

– Ты склонна преувеличивать! И потом, ты его идеализируешь, как всякая влюбленная женщина. Вот и весь сказ. А то, что он жлоб, так этого мнения я не изменю!

Натаныч быстро переоделся и стал крутить в руках галстук.

– Слушай, а я как-то забыл… Они там в рубашках с галстуками ходили вообще?

– Нет. Исключительно в косоворотках.

– Очень остроумно! – Он запулил в меня своим тощим галстуком, который, видимо, тоже остался с девяностых годов, и расстроенно сказал: – Ну что ты смотришь на страдания мои, садистка? Завяжи уже его наконец!

Я села и начала сосредоточенно крутить узел. А Натаныч переобулся и, стряхивая с себя пылинки, стал крутиться перед зеркалом. Потом мы вместе затянули ему галстук, и я сказала:

– Так. Возьми с собой прибор с лиловой кнопочкой.

– Это еще зачем?

– Сталин сказал.

– Ага! – Натаныч скептически посмотрел на меня. – Прикажет замерить координаты лубянской камеры, а ты – раз!.. И переместишься туда.

– Не говори ерунды… – Тут я вспомнила про публикацию в «Правде». – Представляешь, он Ежова к стенке поставил!

– Да ты что! И Берию досрочно назначил?

– Нет. Темнит что-то. Ничего не сказал. Ну ладно… Иди уже.

– Подожди, если я прямо так полечу, то меня точно пристрелят! – Он выудил из-под дивана свою медную пластину и посадил меня программировать реальность. – Представляешь, если бы я из-за тебя забыл это сделать? Так бы и очутился, как идиот, в кабинете у того Сталина, который ничего о нас с тобой не знает! То-то он был бы рад! Тогда уж точно отправил бы меня к еще не расстрелянному Ежову…

Он схватил прибор, ввел в компьютер данные, сжал в руках электроды, ткнул в клавиатуру и исчез. А я осталась одиноко сидеть на диване. Время тянулось катастрофически медленно. Я пошла на кухню, сварила кофе. Съела печенье. Посмотрела за окно, чтобы убедиться, что синий шпик по-прежнему дежурит возле будки. Потом вернулась в комнату и легла на диван. Оставалось еще двадцать минут. Я закрыла глаза и поняла, что засыпаю…

– Эй, спящая красавица! – гаркнул Натаныч и сел рядом. – Очнись! Я вернулся.