— Любви тоже учатся.

В отличие от тогдашних обычаев, когда жениха и невесту долго выдерживали и за ними строго следили, жениховство Байардо Сан Романа было коротким и длилось всего четыре месяца — так он спешил. И не стало еще короче лишь потому, что Пура Викарио потребовала дождаться окончания семейного траура. Время прошло, никто забот не знал, — так безотказно умел все улаживать Байардо Сан Роман. «Как-то вечером он спросил меня, какой дом мне больше всех нравится, — рассказала мне Анхела Викарио. — И я, не зная, к чему он клонит, ответила, что самая красивая в городе вилла — вилла вдовца Ксиуса». Я бы на ее месте сказал то же самое. Дом стоял на пригорке, выметенном ветрами, с террасы был виден бескрайний рай заросшей фиолетовыми анемонами низины, а в погожие летние дни вдали расстилалась ясная синь Карибского моря и в ней — океанские пароходы, везущие туристов из Картахены де Индиас. В тот же вечер Байардо Сан Роман пошел в Общественный клуб и сел за столик к вдовцу Ксиусу — на партию домино.

— Вдовец Ксиус, — сказал он ему, — я покупаю у вас дом.

— Он не продается, — ответил вдовец.

— Я покупаю его со всем, что в нем есть.

Вдовец Ксиус в старомодной вежливой манере объяснил ему: все вещи в доме куплены его женой, и чтобы купить их, ей приходилось во многом себе отказывать, так что для него они остаются как бы частью ее самой. «Открыл ему душу, — сказал мне доктор Дионисио Игуаран, который играл с ними в тот вечер. — Убежден, он скорее готов был умереть, чем продать дом, где был счастлив более тридцати лет». И Байардо Сан Роман внял его словам.

— Хорошо, — сказал он. — Тогда продайте мне пустой дом.

Но вдовец сопротивлялся до конца партии. Через три дня, подготовившись получше, Байардо Сан Роман снова сел за домино с вдовцом.

— Вдовец Ксиус, — начал он опять. — Сколько стоит ваш дом?

— У него нет цены.

— Назовите какую угодно.

— Мне очень жаль, Байардо, — сказал вдовец, — но вы, молодые, не понимаете доводов сердца.

Байардо Сан Роман даже не сделал паузы — обдумать.

— Ну, предположим, пять тысяч песо, — сказал он.

— Давайте играть честно, — возразил вдовец с неизменным достоинством. — Столько этот дом не стоит.

— Десять тысяч, — сказал Байардо Сан Роман. — Тотчас же и наличными.

Вдовец посмотрел на него полными слез глазами. «Он плакал от ярости, — сказал мне доктор Дионисио Игуаран, который был не только врачом, но еще и литератором. — Представь себе: такие деньжища — стоит только руку протянуть, — а ты должен говорить нет, и все потому, что пошел на принцип». У вдовца Ксиуса пропал голос, но он без колебаний помотал головой.

— В таком случае сделайте мне последнее одолжение, — сказал Байардо Сан Роман. — Подождите меня тут пять минут.

И на самом деле, через пять минут он вернулся в Общественный клуб со своими украшенными серебром сумками и выложил на стол десять пачек, а в каждой — по тысяче песо; пачки были запечатанные и со штампом государственного банка. Вдовец Ксиус умер два месяца спустя. «От этого и умер, — сказал доктор Дионисио Игуаран. — А был здоровее нас, но, помню, прослушиваешь его и чувствуешь: в самом сердце слезы закипают». Он не только продал дом со всем, что в нем было, но еще и попросил Байардо Сан Романа, чтобы тот выплачивал ему сумму по частям, потому как в утешение ему не оставалось даже сундука, где бы держать такие деньги.

Никто бы никогда не подумал, и разговору такого не было, что Анхела Викарио не девушка. Никто не знал, чтобы у нее прежде был парень, а росла она вместе с сестрами под строгим надзором суровой матери. Даже когда до свадьбы оставалось всего два месяца, Пура Викарио не позволила ей вдвоем с Байардо Сан Романом посмотреть дом, а котором они собирались жить, а сама отправилась с ними и слепого отца захватила: так блюла честь дочери. «Об одном я молила Бога: чтобы он дал мне силы себя убить, — сказала мне Анхела Викарио. — Но он не дал». Она была в такой растерянности, что решила открыться матери, и расстроить свадьбу, но тут две надежные подружки, которые помогали ей мастерить из тряпок цветы, отговорили ее от этого благого намерения. «Я пошла у них на поводу, — рассказала она мне, — они доказывали, что прекрасно разбираются в мужских повадках». Они уверяли, что почти все женщины еще в детстве, за играми, по несчастной случайности теряют невинность. И твердили, что даже самые несговорчивые мужья смиряются с чем угодно — лишь бы никто об этом не знал. И в конце концов убедили ее, что большинство мужчин в первую брачную ночь, когда доходит до дела, так пугаются, что ни на что не способны без помощи женщины и в решающий момент просто не отвечают за свои действия. «А верят только одному — тому, что видят на простыне», — говорили они ей. И научили перенятым от повитух уловкам — как притвориться, что сокровище не потеряно, и на следующее после свадьбы утро вывесить у себя во дворике на обозрение льняную простыню с пятном чести.

С этой надеждой она пошла под венец. А Байардо Сан Роман, должно быть, женился в надежде ценою невиданного могущества и богатства купить счастье, ибо, чем дальше строил он планы предстоящей свадьбы, тем более бредовые идеи одолевали его — как сделать праздник еще грандиознее. Когда стало известно о прибытии епископа, он даже хотел отложить свадьбу на день, чтобы тот обвенчал их, но Анхела Викарио уперлась. «По правде говоря, — сказала она мне, — не хотелось благословения от человека, который отрезает на суп от петухов одни гребешки, а остальное выбрасывает на помойку». Но и без епископского благословения празднество так развернулось, что им трудно было управлять — даже самому Байардо Сан Роману это оказалось не по силам, — оно вышло из-под его контроля и превратилось в общегородское торжество.

Генерал Петронио Сан Роман с семьей на этот раз прибыли на церемониальном пароходе Национального конгресса, который стоял у мола до конца праздника, вместе с ними приехало много знатных людей, но их в сумятице не заметили среди множества новых лиц. Нанесли столько подарков, что пришлось специально отделывать заброшенное помещение старой электростанции и там выставить самые замечательные, а остальные сразу отнести в бывший дом вдовца Ксиуса, который был готов принять молодоженов. Жениху подарили автомобиль с откидным верхом, под заводской маркой готическими буквами было выгравировано имя новобрачного. Невесте подарили футляр со столовыми приборами из чистого золота на двадцать четыре персоны. На свадьбу пригласили группу танцоров и два оркестра, исполнявшие вальсы, которые никак не вплетались в разноголосицу местных оркестриков и бессчетных аккордеонистов, слетевшихся на разгульное веселье.