— Она целилась в сердце, — пожал плечами врач. — Мы вовремя удалили пулю, и теперь ее жизни ничто не угрожает…

Вряд ли Ева собиралась на самом деле покончить с собой, и, стреляя в себя, она намеревалась прежде всего еще сильнее привязать к себе Гитлера, что ей в конечном счете и удалось. Потеряв Гели, он не хотел лишиться так страстно любившей его Евы.

После выписки из больницы Ева постаралась убедить родителей в том, что случайно нажала на курок, и те сделали вид, что поверили ей. Рана быстро зажила, и Ева могла быть довольна: ее отчаянный поступок заставил Гитлера изменить свое отношение к ней. Как бы теперь ни был занят фюрер, он не оставлял Еву без внимания. Однако даже страх потерять столь беззаветно любившую его девушку не заставил Гитлера жениться на ней. На вопрос одного из своих будущих адъютантов Фрица Видемана, не кажется ли ему холостяцкая жизнь лишенной смысла, он откровенно ответил: «У нее есть свои преимущества. А для любви я содержу девушку в Мюнхене…»

Судя по всему, сама Ева думала иначе и продолжала страдать. В таком подвешенном состоянии она проживет до апреля 1945 года, когда, наконец, станет фрау Гитлер. Но только для того, чтобы сойти под этим громким именем в могилу вслед за своим возлюбленным…

В начале декабря 1932 года нацисты потерпели очередное поражение на выборах в ландтаг в Тюрингии, потеряв 40 % голосов. Движение заметно ослабло, в то время как правительство поддерживали все не правые партии. Замучили Гитлера и постоянные проблемы с деньгами. Партийная жизнь требовала огромных вложений, и к ноябрю 1932 года долг партии достиг громадной суммы в 12 миллионов марок. Нищенствующие штурмовики заполнили улицы. Только теперь вместо винтовок и пистолетов в руках у них были кружки для пожертвования. Голодные гитлеровские ландскнехты были готовы служить кому угодно и оптом и в розницу торговали партийными секретами. Но самое печальное заключалось в том, что очень многие из этой огромной массы отчаявшихся людей считали себя обманутыми Гитлером, который только и говорил о великой национальной революции, но как только доходило до дела, он мгновенно умолкал и делал все возможное, чтобы не выступать.

Штурмовики стали покидать отряды. «Среди периферии, — писала «Ангриф» Геббельса, — все больше распространялось настроение отчаяния. Многие говорили: все равно нам не достигнуть цели, поэтому нет смысла строго придерживаться наших требований, было бы лучше принять любой министерский пост, который нам предлагают».

Однако Гитлер и слышать не хотел ни о каком участии в правительстве обманувшего его Шлейхера. Вместо делового разговора он завел старую песню о грозившем всем им насилии со стороны политических противников. И, когда Штрассер заметил, что насилием страна обязана в первую очередь штурмовикам, а отнюдь не их противникам, Гитлер закатил очередную истерику.

— Господин Гитлер, — спросил Грегор, выслушав все обвинения, — неужели вы думаете, что я способен на подобные поступки?

— Да! — прокричал Гитлер. — Я верю в это! Я убежден в этом! У меня есть доказательства!

Штрассер резко повернулся и вышел из комнаты. В тот же вечер он покинул все свои посты. Отставка первого помощника Гитлера и руководителя партийной организации произвела впечатление разорвавшейся бомбы. Уход Штрассера усилил и без того царившую в нацистской партии тревожную атмосферу. Как это ни покажется странным, больше всех был потрясен сам Гитлер. Но уже утром следующего дня он убедил себя в том, что Штрассер является самым настоящим Иудой, «вонзившим ему нож в спину за пять минут до окончательной победы».

9 декабря 1932 года Гитлер созвал всех своих ответственных партийных работников и депутатов в Берлин, где во дворце Геринга поведал им о предательстве Грегора Штрассера.

— Я никогда не допускал, — обливаясь слезами, заявил фюрер, — что Штрассер может так поступить…

Вылив на «предателя» целый ушат грязи, Гитлер предложил всем старым товарищам Штрассера пожать ему руку и отречься от Иуды. После чего ненавидевший Штрассера Геббельс записал в дневнике: «Это был громадный успех для единства движения… Штрассер сейчас полностью изолирован. Он мертв». Назначив самого себя руководителем Организационной структуры партии и поделив ту власть, которой пользовался в партии Штрассер, между теми, кому верил — Лею, Дарре, Гессом и Геббельсом, — Гитлер окончательно разрушил созданную «предателем» централизованную партийную организацию.

Гитлер довольно безболезненно вышел из партийного кризиса, вызванного уходом Штрассера. И тем не менее Геббельс отметил в своем дневнике: «Этот год принес нам постоянные неудачи… Прошлое печально, будущее смотрится мрачным и темным, все надежды и возможности полностью исчезли».

Изгнав Грегора Штрассера из партии, Гитлер так ничего и не предложил для выхода из тупика, в котором оказалось движение. Неизвестно, как развивались бы дальнейшие события, если бы 15 декабря 1932 года фон Шлейхер в радиообращении к нации не объявил, что своей главной задачей считает снижение безработицы и стабилизацию экономики. Назвав себя «социальным генералом», он пообещал не допустить повышения налогов и сокращения заработной платы, провести отчуждение земли у разорившихся прусских помещиков и передать ее 25 тысячам крестьянских семей. Заверив нацию, что он «пойдет социальным путем», Шлейхер попытался привлечь на свою сторону рабочих и крестьян.

Но… ничего из этого не вышло. Шлейхер не сумел договориться с лидерами профсоюзов, которые, зная о коварстве «кардинала цвета хаки», не верили ему. Что же касается промышленников и аграриев, то они в один голос осудили его за «большевистскую программу». Его социалистическими высказываниями был встревожен и сам Гинденбург. К программе Шлейхера настороженно отнеслись даже «центристы», и ни одна политическая партия не соглашалась войти в коалицию Шлейхера после того, как он отправил в отставку Гренера, Брюнинга и фон Папена. Не учел Шлейхер и того влияния, какое все еще имели крупные помещики в Германии.

Сброшенный фон Шлейхером фон Папен воспрянул духом и попытался использовать предоставленный ему самим же Шлейхером шанс снова занять канцлерское кресло. Он по сей день оставался в прекрасных отношениях с президентом и очень надеялся на успех. То, что делал фон Папен, называлось «политикой с черного хода», или обыкновенным шантажом. В январе 1933 года пройти через черный ход было достаточно легко, так как президент очень боялся разоблачений в связи с аферой «восточной помощи», в результате которой были присвоены огромные средства, выделенные на помощь разорившимся помещикам, в которой был замешаны он сам и его сын. Этим во многом и объяснялась его необыкновенная покладистость.