Шрифт:
В этот момент дверь кабинета распахнулась, и адъютант, обращаясь к ним с порога, отчеканил:
— Адмирал ждет вас, сеньоры! В вашем распоряжении десять минут. Ровно десять.
Патрисио Карвахаль — ладный, седовласый, с лицом ухоженным, но усталым — склонился над огромным заваленным бумагами столом. Перед ним была расстелена подробная карта города. Услышав шаги, он выпрямился. Жестом пригласил сесть. Кисть его руки была под стать лицу, породистая, узкая, с тонкими нервными пальцами. Флотские офицеры, как правило, набирались из «лучших семей» страны.
— Мой адмирал, разрешите представить вам Фрэнсиса О’Тула, известного журналиста. Он канадец, однако пишет не только для своих канадских изданий, но и для американской газеты «Лос-Анджелес таймс». В свое время его рекомендовал мне Джеймс Драйвуд. Так что, как понимаете, ему можно доверять полностью.
При упоминании имени Драйвуда адмирал, слушавший полковника вежливо и чуть рассеянно, впервые с интересом поглядел на Фрэнка.
— Продолжайте!
— Сеньор О’Тул с марта нынешнего года собирает материалы для книги о кознях красных в нашей республике. Ему известны многие детали плана «Зет».
И снова блекло-серые глаза хозяина кабинета на мгновение задержались на непроницаемом лице журналиста. На губах адмирала мелькнуло и тут же погасло некое подобие улыбки.
— Ваше превосходительство, — перехватил инициативу О’Тул, — я понимаю, что вы очень заняты, но мне нужно знать подробности сегодняшней акции вооруженных сил.
— Хорошо. Только учтите, все, что я расскажу, пока не для печати. Вот в книге своей вы сможете это использовать.
Рассказ адмирала был сух, деловит, по-военному четок. В 5.00 по местному времени на периферии армия приступила к захвату всех стратегически важных объектов. От успеха этих действий во многом зависело начало восстания гарнизона в Сантьяго. Члены тайно сформированной накануне — 10 сентября — хунты поддерживали постоянную связь по радио с морской пехотой в Вальпараисо и Талькауано, с боевыми кораблями, курсировавшими вдоль побережья, с военно-воздушными базами в Сьерро-Морене, Кинтеро, Эль-Боске, Серрильосе и Пуэрто-Монте, с батальоном «черных беретов» в Пельдеуэ. В эту систему связи были включены подразделения 1-й и 6-й дивизий, дислоцировавшихся на крайнем севере страны, 3-я, 4-я и 5-я дивизии в районе между крайним югом и Консепсьоном. К восьми утра стало ясно, что обстановка во всех провинциях Чили складывается благоприятно. Поэтому столичный гарнизон, как и намечалось, выступил в 8.30.
— Дальнейшее развитие событий? — Патрисио Карвахаль поднялся и подошел к окну, откуда был виден расположенный напротив дворец «Ла Монеда». — Альенде предъявлен ультиматум. Мы ждем ответа. На этом все, господа. Извините. Полковник, проводите нашего друга в центр связи.
В коридоре, плотно прикрыв за собой дверь приемной, Эстебан Кастельяно потрепал О’Тула по плечу:
— Ну как? Доволен? Готовь ящик виски!
О’Тул достал из пачки сигарету — первую в это суматошное утро. Щелкнул зажигалкой и сразу же загасил пламя: он увидел, как прямо на них вынырнул из-за угла Дик Маккензи, высокий широкоплечий янки с квадратной челюстью и непроницаемо-чугунными глазами.
— Рад вас видеть, друзья, в это утро.
Стареющий супермен на секунду замедлил шаг. Удивился или растерялся?
Его широченная ладонь крепко сжала руку Фрэнка.
— Тебе опять повезло, Счастливчик! В самой гуще событий. Присутствуешь на похоронах плана «Зет»? Да, ничего не вышло у комми. Между прочим, тебе, Фрэнк, привет от мистера Драйвуда — встречались с ним в конце августа в Вашингтоне... Ладно, мне нужно бежать.
В центре связи, куда полковник препроводил О’Тула, стоял невообразимый шум. Дробь морзянки. Стук телетайпов. Трели телефонных звонков. Охрипшие голоса.
— Оставляю тебя на попечение капитана Гальярдо, — откланялся Эстебан Кастельяно.
По выражению лица Гальярдо было заметно, что он не в восторге от полученного приказа («Вечно эти штатские путаются под ногами в самое неподходящее время»). Досадливо поморщившись, офицер сунул Фрэнку листок с текстом, отпечатанным на ротаторе.
— Познакомьтесь для начала с коммюнике командования вооруженных сил.
«...Мы едины в своей решимости взять на себя ответственную историческую миссию и развернуть борьбу за освобождение отечества от марксистского ига, за восстановление порядка и конституционного правления. Печать, радио и телевидение, связанные с Народным единством, должны немедленно прекратить свою деятельность. В противном случае эти органы информации будут подавлены силой. Населению — оставаться в своих домах. Вводится осадное положение».
С улицы послышались выстрелы.
Из зала, где размещался центр связи, открывался вид на президентский дворец, к которому короткими перебежками, под прикрытием пулеметов, продвигались солдаты — их было около двухсот. Открыли ответный огонь и защитники «Ла Монеды», поддержанные «франко-тирадорес» — снайперами, укрывшимися на крышах соседних зданий. Глухо рявкнули орудия путчистов. Неуверенно тронулись с места танки — и застыли, когда одна из машин, подбитая прямым попаданием из базуки, вспыхнула. Атака захлебнулась.
— Сколько же их там, во дворце? — поинтересовался Фрэнк.
— Не знаю... Вроде бы не больше сорока, — процедил капитан Гальярдо.
В комнату стремительно вошел Патрисио Карвахаль.
Бледное лицо его покрылось пятнами. Адмирал схватил трубку аппарата прямой связи с президентом республики:
— Сеньор Альенде? Даем вам на размышление еще двадцать минут. Повторяю наши условия: в случае добровольной сдачи мы предоставим вам самолет, на котором вы сможете покинуть пределы Чили с вашей семьей и ближайшими сотрудниками... Что-о-о? — лицо Карвахаля вытянулось и побагровело, словно от пощечины. Ни на кого не глядя, он вышел из комнаты.