Шрифт:
«Игрушки импортируют, сукины дети! Знаем мы эти игрушки!» — со злостью думал я, обескураженный уже второй за день досадной неудачей.
3-8-9-6-2-9... Без малейшей надежды на успех набрал я номер Сальмерона. К вящему моему удивлению, тот сразу согласился на встречу. И предложил: «Увидимся на ипподроме «Палермо» в ложе «А». К вечеру начнутся самые интересные заезды. Там и потолкуем. Билет для вас будет оставлен на контроле».
Поезд к загородному ипподрому стремительно скользил по зеленой плоскости пампы. Мимо самодовольных вилл и прибитых нуждою крестьянских домишек. Мимо свалок с гниющими отбросами мясохладобоен. Мимо парков с благоухающими цветниками.
На контроле меня ждал билет в ложу «А».
Она оказалась не из лучших — в стороне от финишной черты, тесная, грязная...
— Места у нас неважные, мистер О’Тул, — по-кубински съедая окончания слов, заметил сосед слева с непринужденностью человека, продолжающего прерванную беседу.
Был он широк в кости, приземист и ряб. Из-под старомодного канотье тонкой соломки (в таких до революции фланировали по гаванскому бульвару Прадо искательные альфонсы) торчали бледные уши.
— Сколько я вам должен за билет, сеньор Сальмерон?
— Десять песо. Кстати, для друзей я просто Монти.
— А меня можете называть просто Фрэнком.
— Вот и познакомились, — хохотнул кубинец.
Трибуны ахнули, когда жокей на пепельном жеребце, шедшем ухо в ухо с рыжей кобылой, рванулся вперед и устремился к финишу.
— Обошел фаворитку! Плакали мои денежки — а уж такой, казалось, верняк... — подосадовал Монти. — Будете ставить на следующий заезд?
— Давайте сперва о деле.
— Тогда спустимся в бар... А еще лучше — в парк, рядом с ипподромом. Там-то уж никто нам не помешает.
Углубляться в сумрачную чащобу, по вполне понятным причинам, я не собирался. Присели на скамейке под фонарем. Невдалеке у ворот конюшни маячила фигура полицейского.
Почему толстомясый Монти зазвал меня за город? Готовит ловушку? Или не хочет, чтобы нас видели вместе?
Почему он вообще, в отличие от Маршалла и прочих, столь легко пошел на контакт с «подозрительным иностранцем»? Намерен меня прощупать? Или готов — за известную мзду, конечно, — поделиться секретами своих дружков, чилийских заговорщиков?
Без сколько-нибудь ясного ответа на эти «почему» мне было трудно приступить к деловой беседе. Разговор петлял вокруг да около. Мы повздыхали над горькой судьбиной кубинских и чилийских эмигрантов. Повспоминали вместе Гавану былых времен: оплаченный большими деньгами безмятежный покой зеленого аристократического предместья Кубанакан, и сдержанную, чинную страстность азартных игроков дорогих казино, и разгульную веселость первоклассных кабаре, таких, как незабвенная «Тропикана» — бывшая собственность Пепито Акосты.
— Наш Пепито не так уж плохо устроился в Сантьяго, — завистливо выдохнул Сальмерон. — Его «Ранчо луна» дает приличный доход. Мне не повезло — не догадался загодя, до падения Батисты, перевести свой капиталец за границу...
— Тоже содержали кабаре?
— Пять публичных домов. Да! Пять, сеньор, — гордо ответствовал Монти. — Теперь же сижу на мели, без сентаво в кармане, расплачиваюсь за недомыслие.
— Вам ли жаловаться. На солидном посту заместителя директора еженедельника «Нотчам»...
— Еженедельник? — взвился Монти. — Тощий бюллетенишко. Тощий, как библейская корова. Да и проку от него соответственно. Ничего не выдоишь.
«А как же долларовые поступления из Лэнгли? [11] » — подумал я с ехидцей.
Между тем Сальмерон, одним махом разрубив гордиев узел всех моих «почему», сделал крутой вираж:
— Журналисты — большие охотники до сенсаций. И вы, Фрэнк, не исключение. Но сенсация — товар дорогостоящий.
Я спросил напрямую:
11
В Лэнгли находится штаб-квартира Центрального разведывательного управления США.
— Сколько будут стоить сведения об Артуро Маршалле, «Импромаре» и вашей тощей «библейской корове»?
Долларов двести — триста я бы выложил очаровательному в своей беззастенчивости Альберто Сальмерону. Но он заломил:
— Две тысячи!
Такой суммой я не располагал.
Я был поражен, что этот «гусано» оценивает себя столь дорого: кубинские «слизняки» обычно продаются дешево. Служат за-ради чечевичной похлебки кому придется — чилийским оппозиционерам и разноплеменным креольским «гориллам», свирепым диктаторам «банановых республик» и Центральному разведывательному управлению... Но зато и не торгуются, когда выпадает шанс «сделать коммерцию» на секретах своих хозяев.