Что касается Беляева, Коротича и Карпинского, то их судьбы убедительно подтверждают правильность нашей мысли о том, что все эти деятели, попавшие в справочник, без своих редакторских кресел — ничто! Нуль без папочки. В самом деле, вот Альберт Беляев. Жизнь начал, как полагается: работал слесарем, токарем, даже штурманом Мурманского пароходства. А потом ступил на комсомольско-партийную стезю, окончил Академию общественных наук при ЦК, стал доктором филологии и дошел до зам. зав. Отделом культуры ЦК КПСС. Само по себе это не беда, но он сидел там дверь в дверь с интеллектуальным фальшивомонетчиком Яковлевым. Почти 15 лет сидел! Это, конечно, не могло пройти бесследно для чистоты души и мозговых извилин. В 1986 году, решив, что Беляев уже созрел для любых злодейств, Яковлев направил его главным в "Советскую культуру". В приснопамятном 1991 году газета под руководством Беляева легко и безболезненно преобразилась в "Антисоветскую культуру". Однако доктор филологии, кавалер трех орденов Трудового Красного Знамени и ордена Октябрьской революции, говорят, по недосмотру пропустил однажды статью, в которой автор в дискуссионном порядке утверждал, будто Сталин был во время Отечественной войны Верховным главнокомандующим и что наша армия якобы взяла Берлин. За такое попустительство вольнодумству Альберта сняли с должности, лишили всех орденов да еще из докторов филологии разжаловали в кандидаты ветеринарных наук. А на его место посадили Ю. И. Белявского. Ну, обычная для наших дней "рокировочка" в духе обожаемого президента: был Беляев — стал Белявский. Азохен вэй! И где теперь этот ветеринар яковлевской выучки? Кто видел его последний раз? Молчание…

Но перейдем к Виталию Коротичу. Для него составители справочника сделали исключение. Ко времени выхода книги Коротич два года пребывал в самом дальнем зарубежье: уже к 1991 году выполнив задачу, возложенную на него Яковлевым в "Огоньке", он сиганул в США, где сумел прилепиться в качестве, представьте себе, профессора русской литературы к университету в Бостоне.

Казалось бы, отрезанный ломоть. Ан нет, ему отведена целая страница… В послужном списке Коротича больше всего поражает обилие у него наград и премий. Вы только вообразите: Государственная премия СССР за книгу "Лицо ненависти" (Чье лицо? Америки, разумеется.). Далее: премия Всесоюзного Ленинского комсомола, премия украинского республиканского комсомола, премии им. Шевченко, им. Островского, им. Алексея Толстого, им. Бориса Полевого, им. Фучика… Это ж каким надо быть сноровистым да ухватистым, чтобы всюду поспеть и хапнуть!.. А ведь еще и куча других наград, орденов, включая орден Октябрьской революции и какую-то статуэтку "Золотого дюка". Но не меньше, чем наград, премий, было у Коротича постов, должностей, званий. Оказывается, например, он еще и числился вице-президентом международного движения "Деятели искусства — за ядерное разоружение", и председателем комиссии по литературному наследию Корнея Чуковского (ну, с какого боку?), и сопредседателем ассоциации писателей "Апрель". К тому же был депутатом Верховного Совета и Украины, и СССР, и уж, конечно, членом КПСС чуть не с пионерских лет. Как тут не повторить вслед за великим Гоголем и невеликим Бенедиктом Сарновым: "И подивился Тарас бойкости жидовской натуры…" Коротич — это полное, исчерпывающее олицетворение всей перестройки" и "демократии". И вот что же стало теперь с мультилауреатом, суперорденоносцем и поликреслосидельцем? Как видно, Америке он осточертел, и пришлось возвращаться в Киев. Там сейчас работает в газете "Бульвар". Наконец-то человек нашел себя, но, увы, за это пришлось расплатиться умопомрачительной известностью.

Наконец, Лен Карпинский. Самый яркий и самый драматический случай. То ли просто не смог без должности жить, то ли сгорел на работе. Да и как не сгореть! Ведь столько лет крутился в самых высших и огнеопасных сферах: был секретарем Горьковского обкома комсомола, потом возглавлял журнал "Молодой коммунист", затем — секретарь ЦК комсомола по идеолог™, культуре, печати, спорту и даже армии, дальше — заведующий Отделом пропаганды "Правды", там же — Отделом культуры и быта и т. д. Наконец, все в том же августе 91-го недреманный Яковлев посадил его в кресло главного редактора "Московских новостей". Это был ударный батальон контрреволюции. По обилию постов и должностей с Карпинским можно сравнить в нашей истории, пожалуй, только Л.Д. Троцкого. Только вот своего персонального поезда не было.

Когда Карпинский как секретарь ЦК "курировал" множество вопросов от культуры до физкультуры, я как завотделом и член редколлегии "Молодой гвардии", можно сказать, был под его началом, он "курировал" и меня. Один эпизод "курирования", вероятно, потому что это имело отзвук в печати, запомнился. Дело было в его цековском кабинете. Лен Вячеславович сидел в кресле и слегка покачивал ногой, закинутой на другую и обутой в модную тогда узконосую туфлю. Он был элегантен и проницателен, как Мефистофель.

— Вот вы, — говорил Мефистофель, постукивая изящным карандашиком по столу, — вы, работник молодежного журнала, интересуетесь ли песнями, что поют у нас и по радио и всюду? Нравится вам, например, песня "Все выше и выше"?

— Очень даже! — радостно ответствовал я. — Хотя там есть, пожалуй, парочка неудачных строк. Например: "творя невиданный полет". Или: "Наш каждый нерв решимостью одет". Но ведь такие промахи нередки в песнях, а их не замечают. Вот сейчас популярны песни Окуджавы. В одной из них есть такая строка: "Я в синий троллейбус сажусь на ходу…"

— Вам не нравится Окуджава?

— Нет, многие песни нравятся. Но ведь в троллейбус нельзя сесть на ходу: у них пневматические двери, они на ходу закрыты.

Секретарь ЦК пронзил меня взглядом, дернулся всем телом, издал мефистофельский смешок:

— Ну, это мелочь.

— Я и не спорю. Встречаются вещи посерьезней. Например, в песне о легендарном матросе Железняке мы слышим, что он со своим отрядом "шел на Одессу, а вышел к Херсону". Ничего себе! Верст на двести промахнулся. А ведь военный человек, моряк, должен по звездам дорогу знать. Да еще в засаду угодил, а из всего вооружения осталось несколько винтовок без патронов к ним ("пробьемся штыками!") да десять гранат, о которых сказано, что это, мол, не пустяк. И с такой оснасткой он шел брать Одессу, большой город!

Мефистофель по идеологии не был лишен чувства юмора, он рассмеялся, но тут же сказал:

— И это мелочь по сравнению с тем, что в песне "Все выше".

Что такое? Я начал негромко, как бы про себя, повторять слова песни в надежде обнаружить крамолу:

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,

Преодолеть пространство и простор.

Нам разум дал стальные руки-крылья… — А вместо сердца — пламенный мотор! — яростно перебил меня Мефистофель. — Вы только подумайте: вместо живого, полного чувств и желаний человеческого сердца — железный мотор! Вот идеал иных деятелей нашего искусства!

— Но это же… — пролепетал я.

Раздался телефонный звонок, видимо, очень важный, может быть, звонил сам товарищ Суслов. Как бы то ни было, а разговор прервался. Мефистофеля куда-то срочно вызвали…

Позже, в 1967 году, когда он работал уже завотделом культуры и быта в "Правде", они вместе с Федором Бурлацким, который возглавлял в ЦК партии группу советников, состоявшую из Арбатова, Бовина, Шахназарова и других аристотелей по вызову, сочинили и напечатали в "Комсомольской правде" статью "На пути к премьере". Как тогда обернулось дело для Феди, не помню, а Мефистофеля уволили с работы. Это было совершенно справедливо хотя бы той причине, что в статье подверглась беспощадному разносу за трансплантацию рокочущего бездушного мотора на место нежного трепетного сердца та самая песня "Все выше". В самом деле, разве может заниматься руководящей деятельностью в области искусства и культуры человек, не понимающий, что "поэзия — пресволочнейшая штуковина". Человек, который не читал даже пушкинского "Пророка" хотя бы, где сволочной характер поэзии явлен в необоримом величии как во всем стихотворении в целом, так и в этих, например, строках: