Разговаривать я с Сашей пока не буду, конечно. Через голову капитанов прыгать незачем. К тому же я Антону доверяю. И Миша пусть тоже не филонит.

Я звоню Антону и пересказываю ему историю Сашиной жены.

— Вот такие вы, женщины, — трагично заявляет Антон, — вам бы только мозги запудрить бедным мужикам!

— Чего? — Я чуть трубку не уронила. — Ты это о чем?

— Да я так, абстрактно.

— Фу ты, болтун. Давай уже конкретно сделай что-нибудь с этим чудищем.

— Чудище обло, озорно, стозевно и лайяй, — заявляет мне Антон, и мы нежно прощаемся в грубой форме.

Анжела клянется и божится, что съездит к маме в следующие выходные.

— Ты понимаешь, — говорит она Вере на звонке, я же обязательство выполняла. По построению отношений с мужчиной.

— Одно другому никак не мешает. У тебя в листе обязательств и то и это. Будь добра, успевай. А что за парень-то? — любопытствует Вера.

— Да так, познакомилась. Хороший.

— Это хорошо. Только про другие цели не забывай.

Все остальные тоже не отстают от Анжелы. Мурзики мои!

Интересно, почему мы, люди, только из-под палки все делаем? Даже то, что нам же самим и важно?

Просто страшно выходить за рамки привычного и нужен еще больший страх, чтобы выгнать нас туда. В Игре один из главных страхов — выгонят вместе с партнером. И самому-то жалко уходить — когда почувствовал, что это такое, когда ты небезразличен стольким людям, а тут еще и человека подставляешь. Что подумает о тебе общественность, включая тебя самого? Кошмар.

Быть слабаком в глазах других — тоже страшно.

Я думала-думала, что же еще может быть стимулом для выхода за рамки, и додумалась: только одно — вдохновение. Не обязательно сиюминутное, может быть вдохновение конечной целью. А вдохновение, по сути своей, ожидание радости от происходящего. Опять я вернулась к этой милой паре: страх-радость.

И еще об одном я подумала в отношении Игры. А ведь это любовь — самая настоящая. Собираются десять — двадцать — тридцать чужих друг другу, совершенно разных людей и начинают заботиться друг о друге. Вроде и причин никаких таких уж особых нет, а они заботятся. Иногда жестко, иногда мягко, иногда болезненно. Встречают сопротивление, но не отступаются. И чувства далеко не всегда нежные испытывают при этом, злятся, раздражаются, а все равно донимают, нудят, орут, заставляют, уговаривают. Ты у же и сам готов отступить, а они стеной встают, не отпускают.

Самое плохое — мало денег в проекте. Если личные цели еще движутся и, несмотря на все расколбасы, выполнение их тяготеет к половине, то проект не выполнен и на тридцать процентов.

Неожиданно я решаю заболеть. В среду вечером у меня температура. И еще меня тошнит. Чуть что, так тошнит.

Папа меня ласково называл в детстве — тошнотик наш.

В четверг утром звонит Олег.

— Что происходит? — спрашивает он. — Ира сказала, что тебя не будет на собрании.

— Я заболела.

— Ты чего, с ума сошла? — недружелюбно интересуется Олег, и я сразу выздоравливаю и еду на собрание.

Где мне и объясняют, что координатор болеть не может. Координатор является примером. А болезнь — манипуляцией и избеганием. Я и без них это знаю.

— Чего избегаешь? — хором спрашивает меня офис.

— Вас, — отвечаю я.

— Почему?

— Денег в проекте четыре тысячи.

После этого мы долго разбираемся, в чем я неэффективна. Офис единодушно решает, что я нетребовательна и слишком хорошая. Хорошая для игроков.

— Тебе что важнее, результаты игроков или быть хорошей и любимой? — интересуется Глеб.

— Да мне важно быть в принятии и мире.

— Ты принятие с трусостью не путай. И стремление к миру с безразличием тоже.

Опять. Мне кажется я перестала видеть грань между принятием, спокойствием, милосердием и трусостью и безразличием.

— Не волнуйся, мы тебе покажем, — смеется Катя.

— Слушай, — горячо говорит Глеб, — да не бойся ты для них плохой быть. Требуй, заставляй. Никаких компромиссов. Пусть они тебя ненавидят, тебе-то что? Тебе их результат нужен, а не любовь. Тебе что, любви не хватает?

— Нет, — плачу я.

— Ну так никогда и не будет хватать. Это твое внутреннее состояние. Хоть каждый день толпы под окна подгоняй с признаниями в любви, все равно мало будет. Понимаешь?

— Да понимаю, конечно. Знаю я.

— А знаешь, так давай фигачь. Чего терять?

После собрания мы корпоративно обедаем, смеемся, несем всякую веселую чушь.

— Ребя, — говорю я, — помогите мне подобрать адекватную замену слову «колбаса». А то я книгу написать никак не могу без его употребления.