Но хотя я редко жалуюсь, вы, конечно же, умеете читать между строк, а значит, поняли, что я на редкость невезучий сукин сын. И вот теперь, когда я находился в одном шаге от Осуществления Моей Мечты, мир подо мной рухнул. Я владел всеми этими деньгами и Моной — или скоро завладел бы ею, — но тут поднял глаза и… (ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ).

…Она стояла в ночной рубашке. Прихорошилась так, словно я не видел ее черт знает с каких пор. Она была от меня всего в дюжине футов. Стояла у входа в коридорчик, что вел к спальне.

Она улыбалась мне, но как-то опасливо. Как-то настороженно она улыбалась.

Джойс.

Моя жена.

Кажется, денег она не увидела. Я, конечно, не мог знать наверняка, но крышка чемодана была поднята, так что вряд ли Джойс могла их увидеть.

Я небрежно опустил ее (крышку то есть) и закрыл чемодан с образцами.

Потом сказал:

— Какого черта ты здесь делаешь?

— Я… — Ее глаза сверкнули, но она продолжала улыбаться. — У меня был ключ, Долли.

— Ах, у тебя был ключ? — воскликнул я. — А пяти центов у тебя не нашлось? Ты что, позвонить не могла?

— Прошу тебя, Долли. Мне и так тяжело, а ты делаешь еще больнее.

— А ты, значит, невинная овечка, да? — не унимался я. — Можно подумать, это не ты разнесла тут все вдребезги, прежде чем уйти. Не ты, что ли, испортила всю мою одежду до последнего носка? Не ты, что ли…

— Я знаю. Прости меня, пожалуйста, Долли. Но я все обдумала, и если ты только меня послушаешь…

— Ах послушать, да? Вот из-за того, что слушал бабенок вроде тебя, я и попал как кур в ощип. — Потом я пожал плечами и сказал: — Ладно, валяй. Я слушаю.

Я решил, что лучше ее выслушать. Кто знает, может, она все-таки видела эти деньги, да и в любом случае время для ссоры было неподходящее. Пару недель мне следовало сидеть тишком-молчком. Нервы у меня и так были на пределе, поэтому высовываться и нарываться на неприятности нельзя было никак.

Джойс смотрела на меня, не решаясь заговорить: возможно, внезапная перемена во мне показалась ей подозрительной.

Я сказал:

— Ну давай. Выкладывай. Садись, а я пока плесну нам выпить.

— Мне что-то не хочется пить. — Она покачала головой. — Кажется, ты изрядно прикладывался в последнее время, а, Долли? Я смотрю, тут кругом полно бутылок, и, похоже, ты ложился спать прямо в ботинках. И…

Я смотрел на нее. Ничего не говорил — только смотрел. Она тут же прекратила ныть и натянуто улыбнулась:

— Просто выслушай меня, ладно? Я вернулась меньше часа назад и уже… хорошо, милый, давай выпьем. Пожалуйста.

Я достал из буфета бутылку и пару бокалов. Когда я вернулся в гостиную, Джойс сидела на том же самом стуле, где прежде сидел Пит. И знаете, это вызвало у меня чертовски странное чувство.

Я наполнил бокалы и протянул ей один. У меня тряслись руки; я похлопал по кушетке рядом с собой:

— Что ты такая скованная? Почему не сядешь вот сюда?

— Э-э… Ты правда этого хочешь?

— Что за черт? Конечно хочу.

— Э-э… — Она села на кушетку как бы наискосок от меня. — Э-э… ну вот, я здесь.

— Да, — подтвердил я. — Вот ты и здесь.

— Я… наверное, это было бы слишком самонадеянно с моей стороны… Наверное, мне не следует спрашивать, рад ли ты меня видеть.

Я слегка нахмурился, — так сказать, напустил на себя задумчивый вид. Потом сделал глоток, зажег сигарету и протянул пачку Джойс.

— Знаешь, это немного странная ситуация, — ответил я, помолчав. — Жена перепортила почти все, что было у парня, а потом уехала на неделю — почти на неделю, — и парень решил, что у них все кончено. Он не знает, где, черт возьми, ее носит, что она поделывает. Тут она заявляется без предупреждения, и все, что ему известно…

— Я ездила в Канзас-Сити, Долли. Хотела вернуться в Хьюстон. Собиралась опять устроиться на работу…

— Где ты раздобыла деньги?

— У владельца клуба. Я позвонила ему тогда вечером, сразу, как ушла, он согласился оплатить звонок, а потом выслал мне две сотни.

— Ого!

— Нет, Долли. Пожалуйста, милый, не надо так. Ты знаешь, что я бы не стала, не смогла бы. Ты знаешь, что у меня никогда не было никого, кроме тебя.

— А я ничего и не сказал. Значит, ты пересаживалась в Канзас-Сити, да?