Шрифт:
Лотнер обхватил голову руками и застонал.
21
Лиля открыла глаза. Она лежала в кровати на втором этаже построенного Ксенией дома. Голова не болела, чувствовала она себя выспавшейся, бодрой. Но почему на руке пластырь? Приподнявшись в кресле у окна, увидела Геннадия. В памяти тут же возник эпизод вчерашнего застолья.
– Что ты мне подсыпал?
– Великолепное снотворное без цвета, вкуса и запаха. Хватило пяти капель.
Он достал из кармана пузырек с жидкостью и показал ей.
– Зачем? И что с моей рукой?
– Ожег от сигареты. Я потушил ее об твою руку. Ты не среагировала. Я смазал рану и заклеил пластырем.
– Рехнулся?
– Проявил инициативу. Я давно научился тебя понимать, и твой план не стал для меня секретом.
– О чем ты?
– О том, что проверенные методы оправдывают себя.
Лиля встала с постели, накинула поданный Геной махровый халат, закурила и подошла к окну.
– Ты согласен пойти на убийство?
– Я одинокий, неприкаянный шакал. Мне все равно. Я всю жизнь безумно любил тебя или женщину, похожую на тебя. Какое это теперь имеет значение. Если ты поманишь меня пальцем, я пойду за тобой на край света. Может, я не вписываюсь в рамки твоих требований, но я надежен.
– Похоже, ты не спал?
– Я всю ночь думал.
– И что надумал?
– В твоей сумочке помимо револьвера я нашел приглашение от влиятельного человека из Екатеринбурга. Это зеленый свет на всех дорогах. Хороший фургон найду за день, к вечеру подгоню поближе к дому.
– Ты читаешь мои мысли.
– Я их читаю больше десяти лет.
– Уверен, что я Ксения?
– Я знаю, что натурщица, похожая на тебя, не стала бы поджигать дом с живым Кириллом.
– А если дом подожгла Олеся? – тихо спросила Лиля.
– Я не верю этой маленькой стерве. Как картины попали к ней в руки? Каким образом? Значит, ты ей во всем доверяла? Пятнадцатилетней соплюшке?
– Не соплюшке. К пятнадцати годам она переспала со всеми иностранцами в городе и знала, с какой целью это делается. Возможно, мать ей доверяла. Она показала мне этот дом, она сохранила деньги и все материны вещи. Я не знаю, на что еще способен этот ребенок с волчьими клыками, но я ее не боюсь.
– А зря. Думаю, что в пропасть ты попала не без ее помощи. Ты превратила ее в шлюху, и она тебе этого не простила. Сейчас ты сделала ее своим партнером.
– Что это меняет. Денег на всех хватит.
– Денег много не бывает, дорогая Ксюша. Так устроен мир. Олесе двадцать, но она взрослее тебя. Из вас двоих должна остаться одна. Ты свою миссию выполнила, показалась народу.
– Я подумаю, – строго сказала Лилия.
– Долго? Мысль может оборваться в полете при падении со Скалы смерти.
– А ты не производил впечатления сообразительного парня. Хорошо. Давай взвесим наши возможности.
Ровно в два часа в номер к Роже Лотнеру вошла Олеся. Лилия находилась в соседнем номере и стояла за видеокамерой. Вряд ли растерянный француз допустит мысль, что его опять снимают.
Увидев Олесю, он оторопел.
– Расслабься, Роже. Теперь ты меня вспомнил? Или напомнить тебе, как пять лет назад ты надругался над пятнадцатилетней девчонкой?
– Не надо мне ничего напоминать. Этот эпизод следует забыть.
– Можно и забыть, на определенных условиях. Но можно не выпустить тебя из страны, а отправить за решетку. У нас тюрьмы не такие комфортабельные, как во Франции.
– Прошу вас, хватит об этом. Где ваша мать?
– Сейчас подойдет. Но она одна не решает вопросов. Теперь мы работаем в тандеме. Вчера я вам говорила об этом. Наверняка вы уже заготовили бланки купчей и прочие бумаги?
– У меня все есть. Я готов добавить по полмиллиона на каждую картину.
Олеся рассмеялась.
– Святая наивность. Вылитая я пять лет назад. Вы платите по три миллиона фунтов за каждую из пяти картин.
– Пятнадцать миллионов? У меня нет таких денег!
– Достанешь. Мы подождем, куда ты от нас денешься. Но это еще не все. Ты выведешь нас напрямую к настоящим покупателям, только после этого все видеоматериалы будут уничтожены.
– Хорошо. Я согласен.
Лилия выключила видеокамеру, достала кассету и убрала ее в сумочку. Она осталась довольна съемкой, особенно началом, где он признал свою вину. Лопух.
«Знаменитая художница» появилась в соседнем номере – вошла без стука.