Шрифт:
— Трехглавые драконы бывают только на щитах и знаменах, — заявил Армин-кандидат. — Это геральдический знак, не более. Притом Таргариены все вымерли.
— Не все, — возразил Аллерас. — У Короля-Попрошайки была сестра.
— Я думал, ей голову разбили о стену, — сказал Рун.
— Нет. Это маленькому Эйегону, сыну принца Рейегара, разбили о стену голову бравые ребята Ланнистера. А мы говорим о сестре Рейегара, рожденной на Драконьем Камне перед падением острова. О принцессе Дейенерис.
— Да, точно. Бурерожденная. Вспомнил теперь. — Молландер запрокинул кружку, чтобы допить остатки. — За нее! — провозгласил он, брякнув пустой кружкой о стол, и вытер рот. — А где же Рози? За нашу законную королеву не мешало бы выпить еще по одной, что скажешь?
— Тише ты, дурень, — забеспокоился Армин. — Никогда не шути такими вещами. Откуда тебе знать, кто тебя слышит. У Паука везде уши.
— А ты уж и штаны намочил. Я призываю к выпивке, не к восстанию.
За спиной у Пейта кто-то хихикнул, и тихий голос сказал:
— Я всегда знал, что ты изменник, Прыг-Скок. — Лео Ленивец неслышно подкрался к ним через старый дощатый мост. Наряд на нем атласный, в зеленую и золотую полоску, короткий плащ из черного шелка заколот на плече хризолитовой розой. Судя по пятнам у него на груди, этой ночью он пил красное вино, прядь пепельных волос падает на один глаз.
Молландер при виде него ощетинился.
— Убирайся. Никто тебя сюда не звал. — Аллерас примирительно положил руку Молландеру на плечо, Армин нахмурился.
— Милорд Лео? Я думал, тебе запрещено покидать Цитадель еще…
— Еще три дня. — Лео пожал плечами. — Перестин утверждает, что миру сорок тысяч лет, Моллос — что пятьсот. Что такое по сравнению с этим три дня, я вас спрашиваю? — На террасе стояло с дюжину пустых столов, но Лео подсел к ним. — Поставь мне чашу борского золотого, Прыг-Скок, — тогда я, быть может, не скажу отцу про твой тост. Я нынче проигрался в «Клетчатой доске», а последнего оленя истратил на ужин. Молочный поросенок в сливовом соусе, начиненный каштанами и белыми трюфелями. А у вас тут что?
— Вареная баранья нога, — неохотно пробурчал Молландер. — На всех.
— Уверен, это сытное блюдо. Сын лорда должен быть щедрым, Сфинкс. Ты, кажется, получил свою медь? Я бы выпил за это.
— Я угощаю только друзей, — не переставая улыбаться, ответил Аллерас. — И я не сын лорда, я тебе уже говорил. Моя мать была простая торговка.
Карие глаза Лео сверкали от вина и от злости.
— Твоя мать была обезьяна с Летних островов. Дорнийцы любят всякую тварь, лишь бы дырка на нужном месте была. Не обижайся — ты хоть и черен, но все-таки моешься, не то что наш Чушка. — И он махнул рукой в сторону Пейта.
Дать бы ему кружкой по морде, да так, чтоб сразу половину зубов выбить. Чушка Пейт-свинопас — герой бесчисленных озорных историй, добродушный олух. Его глупость на поверку оборачивается хитростью: он побивает жирных лордов, надменных рыцарей, елейных септонов, а в конце концов садится на высокое место лорда и спит с рыцарской дочкой. Но это в сказках — в жизни свинопасам такое не светит. Мать, должно быть, люто его ненавидела, коли наградила его таким имечком.
Аллерас больше не улыбался.
— Извинись сейчас же, — сказал он.
— Не могу — очень уж в глотке сухо.
— Ты позоришь свой дом каждым словом, которое произносишь. И Цитадель позоришь — одним своим пребыванием среди нас.
— Да, да. Поставь же мне вина, чтобы я мог смыть свой позор.
— Я когда-нибудь вырву твой поганый язык, — посулил Молландер. — С корнем.
— Тогда мне нечем будет вам рассказать о драконах. Наш дворняга не соврал: дочь Безумного Короля жива, и у нее вывелось три дракона.
— Три? — ахнул Рун.
— Больше двух, меньше четырех. — Лео потрепал его по плечу. — На твоем месте я погодил бы держать экзамен на золотое звено.
— Оставь его в покое, — сказал Молландер.
— Как скажешь, о благородный Прыг-Скок. На всех кораблях, что прошли больше ста лиг от Кварта, толкуют об этих драконах. Некоторые даже уверяют, что видели их своими глазами, и Маг склонен им верить.
— Мнение Марвина мало что значит, — поджал губы Армин. — Архимейстер Перестин первый скажет тебе об этом.