Намеренно прикрыл Иванов своего командира или это получилось случайно, не знаю. Что выдумывать!.. На гранату он среагировал сам, это точно, а вот пулеметную очередь вряд ли мог предугадать. Так или иначе, он закрыл своим телом старшего сержанта от неминуемой гибели.

Пули ведь наверняка предназначались Плоткину: на поле боя всегда стараются уничтожить раньше всего командиров!

Словно наткнувшись на стенку, Иванов на мгновение замер и выбросил руки вперед, ладони раскрыл, как бы пытаясь остановить поток пуль. Потом, медленно переламываясь в поясе, откинулся и упал спиной на булыжную мостовую.

Останавливаться в атаке нельзя, товарищи продолжали бросок на противника...

В первые секунды после ранения человек сгоряча действует по инерции. Иванов подтянул за ремень автомат, пытался приподняться. Но локти его подломились. Скрюченные пальцы быстро-быстро заскребли по камням, словно ища чего-то...

Выскочив из-за моего танка, к нему побежала санитарка. Это была Фрося, санинструктор полка. Бежала, не укрываясь от пуль. Громоздкая сумка с красным крестом болталась на ее левом бедре.

Немцы ударили сразу из нескольких автоматов, но Фрося уже была возле раненого, расстегнула на его груди телогрейку, сунула под нее несколько индивидуальных пакетов, стянула с себя плащ-палатку и, разостлав на мостовой, затащила на нее раненого. Ползком потянула к танку, а вокруг плясали пулевые бурунчики...

Русые пряди волос выбивались на лицо из-под каски, резкими движениями головы девушка старалась отбросить их, а волосы все выбивались, лезли ей в глаза.

— Помогите же! — Все поле зрения перископа заполнило ее потное, разгоряченное лицо, и я услышал опять: — Помогите-е! Зацепило меня пулей! — В голосе слезы, отчаяние.

Близко — никого. Только эти двое еще живы среди хаоса смерти и уничтожения... Какая-то сила подхватила меня: открыл люк, выскочил из танка, побежал, не думая ни о чем, — все сделалось само собой. Голубые глаза девушки были расширены, на ее побелевшем лице проступили рябинки, дышала она тяжело, с хрипом, по юбке расплылось большое кровавое пятно.

— Стойте! Куда вы? На-а-зад! — закричали из танка, и сразу загрохотал пулемет ДШК, пули, свистя над нашими головами, ударили по противнику. Экипаж старался прикрыть нас.

Иванов очнулся, поднял голову, на его истонченном болью, детски-курносом лице я увидел застывший ужас.

— Фрося! Подняться можешь?

— Сейчас, сейчас... — Девушка приподнялась, взялась опять за угол плащ-палатки, мы потащили Иванова к танку. И тут он внезапно схватил меня за сапог, я упал.

— Не бросайте меня, товарищ командир... — Глаза его умоляли.

— Пусти сапог! Мешаешь тащить.

Неизвестно, чем бы это кончилось, но кто-то схватил меня за ремень, и всех нас вместе втащили за танк. Пожелтевшие кисти рук Иванова плетьми волочились по камням, оставляя кровавые следы.

Поднимаю голову и вижу укоризненные лица товарищей.

— Выпейте воды, товарищ гвардии подполковник! — Мой заместитель Стариков протягивает обшитую войлоком немецкую фляжку.

Кашель выворачивает легкие. Пересиливая подступившую тошноту, глотаю теплую воду, пахнущую металлом и ромом.

— Не имею права учить вас, — твердо говорит Стариков, глядя мне в глаза, — но, кажется, помогать санинструктору вытаскивать из боя раненого — не дело командира полка!

— Ладно... Скажи-ка лучше, что там у Темника?

— Посмотрите сами. — Стариков передает мне бинокль. — Автоматчики Муратова продвинулись к кирхе.

Действительно, взвод Муратова подошел уже вплотную к ее стенам. Солдаты бьют короткими, прицельными очередями по окнам, и сверху падает разноцветная россыпь осколков. Красивые были витражи, не одно столетие держались в стрельчатых окнах кирхи! Стены ее — из темно-красного кирпича, они в ранах и выбоинах. Уцелевшие кое-где цветные стекла сверкают на солнце.

Немецкая пушка, установленная на одной из площадок колокольни, еще продолжает бить по танкам первогвардейцев. Это противотанковое семидесятипятимиллиметровое орудие. От нас его защищают толстые стены. Старинную кладку не пробивает насквозь даже снаряд нашей пушки.

— Слушай, ротный, а если ударить по колокольне залпом из всех твоих танков?

— Все равно не пробьем. Вот строили раньше, да-а! — Старший лейтенант Гатиятулин стоит рядом со мной. Он держит свой шлемофон в руке, потные черные волосы падают на его выпуклый лоб. — Па-а-пробуем, товарищ комполка...

— Ты что это заикаешься?

— К-кон-тузило немного. Сегодня-а... — нараспев говорит он. — Так п-прикажете бить з-з-алпом! Да?

— Бей! Только прицеливайтесь аккуратно! За кирхой наши! Все снаряды должны попасть в колокольню, сразу в одну точку. Должны мы ее проломить!